В шатре стало тихо, потом послышался возбужденный шепот:
— Судьба посылает нам новое испытание, и пусть заботы упадут на мои плечи. Дай мне свое платье, дорогая Аджап.
— О, моя кормилица! — с ужасом воскликнула Аджап.
— Береги себя и свои лучшие чувства. Когда-то я не поверила молодому ювелиру Айтаку и горько потом раскаялась!.. Прощай, моя козочка. Да благословит аллах вашу любовь. Ягмур, ты говорил, что мастер Айтак умер с достоинством!
— Храбро и славно, — добавил Ягмур.
— Может быть, и поздно, но я докажу свою преданность, Айтак! — с угрозой прошептала Зейнаб, пряча за пояс кинжал.
— Опомнись, добрая женщина! — зашептал Ягмур. — Если я горяч, то и твоим разумом руководит шайтан. Горы огузов надежно спрячут достойную Аджап. Все будет хорошо. И как можно поднять руку на посланника и любимца неба, имя которого уста мастера Айтака произносили с трепетом! — говорил воин в барсовой шкуре, чувствуя, как что-то тяжелое и черное наполняло его душу. — Заклинаю, одумайся! Будь благоразумна, пылкая женщина!
— Я делаю только то, что должна сделать. И не отступлю от своего, — послышалось в ответ. — И пусть свершится воля аллаха! — кормилица шагнула в темень, за порог шатра. И скрылась.
Еще сильнее заплакала Аджап. Залаяли сторожевые псы. У коновязи гремели привязью подседланные кони.
И МЕРТВЫЕ СРАЖАЛИСЬ, КАК ЖИВЫЕ
На берегу у самой воды развели два больших костра, воткнули в землю факелы, а в сторонке раскинули пышные бухарские ковры. Гости зашумели, переговариваясь и удобно устраиваясь возле костров.
Два плечистых пальвана разминались, размахивая руками и приседая. Огромные, сильные и медлительные с виду, в коротких штанах, туго затянутых белыми поясами, они все так же для разминки начали перебрасывать из рук в руки деревянные сучковатые чурбаки. Но вот борцы вышли на ковер. Долго ходили один около другого, пытая противника рывками, наклонами и другими подвохами, стараясь поудобнее обхватить соперника, столкнуть с ковра. Но сразу же было видно, что по силе пальваны равны. Зная зрителей, азартных болельщиков, они то и дело напрягали мышцы на спине, и на ногах и груди, стараясь вызвать похвалу и восхищение. Это была умелая игра мастеров своего дела.
Санджар, окруженный телохранителями, долго выбирал: на кого же вернее поставить?.. И когда длинные, жилистые руки хорезмийца тугим узлом захлестнулись на спине араба, султан поставил на него.
Но руки хорезмийца скользнули по мокрой спине соперника и разомкнулись. Араб рванулся и удачным рывком бедра отбросил противника на край ковра. И не успело пламя факела дрогнуть, как араб подсек левой ногой хорезмийца и приподнял его над землей…
Визири, ханы и беки взревели. Они кричали, давали советы, били кулаками о землю. Горячась, выхватывали из ножен оружие, размахивали им в воздухе. Ханские телохранители зорко следили за одержимыми.
Рябое лицо повелителя замерло в предельном напряжении. Руки судорожно сдавили чётки. Санджар жег своими глазами хорезмийца, на которого он поставил судьбу нового похода. Но хорезмиец задыхался, стиснутый в железных объятиях борцэ.
Могучие волосатые руки араба, как два питона, сдавливали его сильнее. Задыхающийся хорезмиец уже коснулся коленом ковра, но араб, оскалив зубы, еще туже смыкал смертельный узел Хорезмиец из последних сил рванул шею, но араб держал его, как в тисках. Тогда Санджар привстал на колени, как бы стараясь помочь хорезмийцу. Он знал этот прием в борьбе: лишь титаническая сила могла помочь северянину вырваться из объятий араба. Но попавший в беду борец на глазах слабел. Скрученные, как жгуты сушеной дыни, мышцы на лопатках неудачника обмякли, глаза тускнели, ноги вздрагивали. Еще миг и бедняга коснется телом ковра. Санджар, как перед схваткой, стал заворачивать рукава халата. Каймаз стараясь предугадать желание султана, освободил меч из ножен.
— Ай-я! — вдруг закричал массажист хорезмийца с такой силой, что прилившая к лицу кровь, казалось, разорвет белки глаз.
Не все знали этот прием. Но Санджар помнил его. Так делали пленные кара-китайцы, стараясь резким, пронзительным криком хоть на минуту парализовать охрану,