— Да будет так! — задумчиво и тихо ответила девушка и послала кормилицу к караван-баши, чтобы тот приказал сделать привал.
Путники расположились на отдых. На ковре разложили чурек, сыр, несколько горстей сухого гороха. Молодой огуз через перерезанную шею выломал у заячьей тушки кости, набил ее диким луком, пряностями и… камнями, раскаленными в огне. Потом зайца уложили в костер. Все спорилось в руках молодого, красивого воина. Ловко орудуя у костра, Ягмур негромко запел:
— Джигит! — окликнула девушка.
— Ой, джан! — встрепенулся Ягмур.
— Послушай, джигит, какое затмение нашло на храбрейшего?
— Если болит душа — все проклянешь! Что ждет меня по ту сторону этой бешеной реки?..
— Будь храбр и смел, джигит! В стране, где царствует всесильный лев, ты найдешь свое счастье.
— Да сбудутся ваши слова, Аджап-джан! Славный мастер Айтак не раз говорил мне о справедливости владыки, которому я хочу предложить свой меч и сердце. Ведь он по справедливости, такой же огуз, как и я. Его величие и слава — слава нашего народа.
— Сердечные речи. И мне так хотелось бы воспевать ту славу в стихах! — Аджап взяла чанг, провела по струнам нежными пальцами и нараспев проговорила:
— Постой, ханум! — притих Ягмур. — Не о тебе ли говорили в Самарканде? Ты не дочь ли хранителя библиотеки султана султанов?
Девушка согласно кивнула.
— О, будь я проклят! Как я посмел разделить тепло этого костра с достопочтенной красавицей!..
Аджап смутилась.
— О, достойный воин! Искренность — дорогой товар, не расточай его в пустыне. А право быть достойным ты завоевал, когда один дрался с пятью разбойниками… Смотри, заяц, кажется, подгорает.
Ягмур бросился к костру, разбросал головешки и положил перед прекрасной спутницей лучшие куски жаркого, с почтением встав на другом конце ковра.
Аджап жестом пригласила сесть рядом:
— Умеющему владеть мечом, как поэт пером, надо знать одну истину: женщина славится прошлым, а мужчина — будущим!
— Да вечно живет султан султанов! — почтительно отозвался Ягмур.
— Один из справедливейших на земле! — добавила Аджап и продолжала. — В караван-сарае Самарканда я встретила воина из дворцовой стражи. Он изуродован и похож на черепаху: горбат, хромой, но ум его остер, как кинжал. В Самарканд он привозил медь для мастерских главного визиря и рассказал, что недавно огузы отказались платить дань, возмущаясь действиями сборщиков податей. Оберегая соплеменников, султан султанов приказал казнить на дворцовой площади возмутителя спокойствия.
— Горбатый воин? — переспросил Ягмур.
— Страшно горбатый.
— О небо! Почему я не узнал этого раньше. — Глаза воина загорелись злостью, рука рванулась к мечу.
— Что так встревожило храбреца?
— Есть тайны, которые рождены только для мужчин.
— Отец не раз делился со мною секретами дворца, за которые сам эмир Кумач заплатил бы не одну горсть драгоценностей.
— Язык растет на мокром месте, а потому уста приносят мед, но и причиняют много бед. Известно, что чем меньше слов, тем лучше и спокойнее!..
— Да, украшение пустыни — вода, а ее краса — лебедь правды… правды!
— А потому и не мучь меня разговором об этом человеке, мне хочется обнажить меч!
— Вижу! Но помни, джигит, может так случиться, что ты вернешься к этим разговорам… Ведь горбун часто встречается и беседует с моим отцом в библиотеке. Иногда он задает такие вопросы, что мой отец подолгу задумывается.
Девушка говорила одно, а по ее голубым глазам, которые то и дело прятались за густые ресницы, можно было прочесть совершенно другое.
— Наш путь подходит к концу, — всматриваясь в Ягмура, вдруг сказала Аджап, — и на твоем лице я читаю строчки печали, мой избавитель, — вздохнула юная хорасанка, не сводя глаз с красивого лица юноши. — Мне кажется, что не один горбач тому причиной. Скажи, что тревожит твое сердце? Не могу ли я помочь?
— Госпожа, забудьте о той маленькой услуге, которую мне посчастливилось оказать вам.