— И это ему так сошло? Это же доведение до самоубийства! Даже статья такая есть! — возмутилась Люба.
— Сошло. Он к тому времени капитаном милиции стал. Подмазал где нужно, подговорил. В общем выкрутился он. Почти…
— Как это, почти?
— Повесился. Через два с половиной месяца после смерти моей матери. Записку написал, что он виноват во всем.
— А ты?
— А я обратно в Зону вернулся. Меня там больше никто не ждал. Так что смысла оставаться не было. Здесь как-то привычнее. И вообще, спи давай, болтун! — Немо снова лег на спину, несколько секунд посмотрев на звезды, закрыл глаза, поерзал, устраиваясь поудобнее, и притих.
— Спокойной ночи всем. Спокойной ночи, Зона, будь ты неладна, — одними губами прошептал Перун и, ласково погладив приклад винтовки, задремал.
Спал он плохо. Снились враги, которых возглавлял низкий, безобразно толстый человек без оружия и в драной одежде, по сравнению с которым Бармен мог сойти за модель. Этот человек скомандовал что-то полчищу своих слуг, вооруженных до зубов, но почему-то не имевших лица, и все тело Перуна пронзила боль. Его били, кололи, резали, рвали на части, заставляя что-то сказать или сделать. Сталкер рыдал, просил, уговаривал, но не мог согласиться, потому что нечто непонятное не позволяло просто сказать „да“ и избавиться от мучения. Проснувшись, он повернулся на другой бок, чувствуя неприятный, мокрый от пота камуфляж, и снова заснул, но на этот раз спал без снов, тихо и крепко.
Из царства Морфея его вырвал негромкий голос Немо:
— Подъем, народ. Пять минут на приведение себя в порядок!
„Эхххх, как же не хочется вставать! — подумал Перун, даже не раскрывая глаз. — Здорово бы полежать ещё часок. Или два. А лучше вообще весь день никуда не уходить. Тут так хорошо. Спокойно…“ — но вместо этого просто потянулся и, громко зевнув, поднялся на ноги, протирая глаза.
Солнце ещё даже не показалось из-за горизонта, небо на востоке лишь приобрело едва заметный бирюзовый цвет, а Немо уже поднимал свой отряд.
— Решил пораньше, пока никто не ждет? — догадался Эру, делая скупой глоток из фляги и откладывая её в сторону, не в силах оторвать жадного взгляда.
— Да. Так будет хоть какой-то шанс. Исчезающее маленький, но шанс. В другое время суток и такого не будет. Все, встаем. Выдвигаемся, — Немо пристроил винтовку и рюкзак на спине, взял карабин на изготовку и последняя стадия самоубийственного и безумного путешествия началась.
— Немо, а откуда ты вообще узнал про все это? — догнав его, спросил Перун. — Ну про Торгаша, детей этих? Тогда ещё, когда возле Бара нас нанял.
— Я ведь уже рассказывал. Случайно. За день до этого я прогуливался мимо Прессовки. Увидел стаю слепых псов, рвущих кого-то на куски. Полмагазина от Винтореза потратил, оставшиеся три мутанта слиняли. Подошел поближе и увидел сталкера. Жутковатое зрелище, я бы сказал. Он в Воронку влетел. Правда успел за что-то зацепиться, и его не целиком в блин превратило, а только ноги в фарш раскатало. А едва успел из аномалии выползти, как псы на запах прибежали. Вообще-то он мало что сказал, орал от боли и шептал какую-то ерунду, да ещё крестик нательный каждые полминуты целовал, видно перед смертью решил грехи замолить, паскуда. Одним словом из его бормотания я понял, что их шло трое. Несли они куда-то и кому-то четыре артефакта. Ну и решил он, что незачем делиться с ними. Положил обоих одной очередью в спину, артефакты в рюкзак и ходу оттуда. Правда не повезло ему и один из убитых, что детектор аномалий нес, упал на него и просто раздавил. Короче, пришлось ему на удачу выбираться из Зоны. Понял, что жизни ему теперь здесь все равно не будет. Вот и решил, что дойдет до заставы, пронырнет где-нибудь, скинет артефакты на черном рынке тысяч этак за триста, а может и за полмиллиона, и будет жить припеваючи. Только не вышло у него ничего. Не выпустила Зона. Вот он и бормотал, что за грехи его аномалия ему та подвернулась. За кровь и мучения детские. Я тогда не понял ни черта, но заинтересовался здорово. Правда тогда ещё только артефактами, про детей я только потом понял, когда клочки одежды и прочие останки увидел. А у него спросил, откуда артефакты. Он прошептал что-то про Пыльники, Прессовку, Теплые луга и Третью заставу. Только просил, чтобы я не делал того, что они делали. Мол, грех это огромный и никому не простится такое, потом что-то бредил, кричал, стонал, плакал. Ну я пулю не пожалел, чтобы не мучился, все рано не выжил бы он — живот ему здорово псы порвали, да и крови он потерял не мало. Похоронил даже. Знал бы я тогда, чем это все пахнет… — он замолк, скрипнув зубами и сжав пальцы на прикладе Сайги.