- Сочувствую, - сказал Семён и широко зевнул. - Вы, значит, нынче вроде как заместитель императора, да? В политике и постели. А со слимпом станете заместителем Бога.
- Ну ты и наглец, - возмутился Кардинал. - Хам ты, Симеон! Если бы не государственное дело, я бы тебе сейчас показал заместителя. Уши оборвал бы и распотрошил как рыбу. Ты думай, чего болтаешь-то! И кому.
- Виноват, исправлюсь, - Семён тяжело помотал головой. - У меня что-то… Туго я сейчас соображаю. Устал, наверное.
- Наверное, - участливо сказал Кардинал. - Столько-то всего произошло! Значит так: подпишешь договор о нашем сотрудничестве и сразу отдыхать. Я тебя сейчас же в Отряд переправлю, там тебя и подлечат… от головы. - Кардинал отодвинулся назад вместе со стулом, потянул на себя ящик стола и достал оттуда большой лист пергамента, уже заполненный крупными строчками с витиеватыми заглавными буквами и проштемпелёванный снизу красной гербовой печатью.
- Стандартный договор, - Кардинал положил лист перед Семёном. - Прочти и распишись.
- Чем расписываться-то? - вяло поинтересовался Семён, беря договор в руки. - Кровью, небось?
- Разумеется, - холодно подтвердил Кардинал. - Не чернилами же! Игла у меня, кстати, имеется. Не бойся, вполне стерильная. Как раз для таких случаев.
Семён не ответил, пытаясь вникнуть в смысл написанного - строчки плыли перед глазами, буквы застилало туманом. Однако что-то всё же доходило до сознания, и это что-то Семёну очень не нравилось. Он заставил себя сосредоточиться, хотя это было трудно, кидало то в жар, то в холод. «Грипп у меня, что ли?», - безразлично подумал Семён, в пятый раз перечитывая короткий текст, - «ох как не вовремя…». И тут скрытый смысл договора дошёл до него. Резко дошёл. Сразу.
- Но это же обыкновенное рабство, - прошептал он, роняя лист на стол. - Абсолютное, стопроцентное. Без права пересмотра соглашения. Не буду подписывать! И точка.
- Крепенький ты, - изумился Кардинал, доставая из ящика длинную костяную иглу. - Уникальный. Это хорошо. Это многообещающе. У меня после чашечки кофе ещё никто так смело не отказывался. Колебались, бывало. Но больше от радости плакали, в хорошее место ведь идут… ноги обнимали… Руку давай, палец колоть буду! Хотя нет, сначала проверим твои карманы. Может, что вредное завалялось. Опасное… Доставай всё, не стесняйся. И медальон сними, мало ли что это за штучка. Не нужны тебе больше самодельные обереги, я тебе другой выдам. Специальный. Отрядовский.
Семён вяло, как во сне, начал шарить по своим карманам. «Да что такое со мной происходит?», - с запоздалым ужасом подумал он, глядя как его руки сами выложили на стол кошель и лист с заклинаниями, придавив «На лихого дядю» безмолвным Маром.
- Кофе, - заплетающимся языком сказал Семён. - Кофе. Отрава. Вы же слово дали.
- Дал, - подтверждающе кивнул Кардинал, с ожиданием вертя в пальцах иглу. - И сдержал. Кофе был чистый, без обмана. А вот чашка… Урок второй - ничего не пей и не ешь из чужой непроверенной посуды. Чашка была с подвохом, а не кофе. Со скрытым заклинанием на слепое подчинение. Насчёт чашек я слова не давал, - и захохотал, весело, от души.
- Давай, давай, - подбодрил он Семёна, - разгружай карманы, нечего время тянуть. Не всё так плохо, уж поверь мне. И в Отряде можно жить, и неплохо жить. Сытно, весело. Богато. Я своих не обижаю! Да и какая тебе разница, где погибнуть, если начнётся война. Если слимп не отыщется. Что в Отряде, что на воле… - Кардинал явно развлекался, глядя на потуги Семёна перебороть самого себя, вырваться из-под наркоза заклинания. - Что, тяжело? А ты не сопротивляйся и сразу станет легче. Нет, ну каков упрямец! Сильный какой! Молодец, молодец… Сержантом будешь, однозначно. Воля есть, остальное приложится.
Семён потянул непослушной рукой из бокового кармана сабельную рукоять. Та не шла, зацепилась за что-то, застряла в кармане. Семён рванул её посильнее. Рукоять выскользнула наружу и сразу раздалось знакомое шипение - палец Семёна случайно задел невидимую кнопку. Водяной клинок плашмя скользнул по голой ноге, вонзился в каменный пол и… И Семёна отпустило: сонная одурь пропала, словно он разрядился через меч. Полностью пропала. Совсем.