– А кем вы тогда были? – поинтересовался Семён, довольный искренней похвалой. – При жизни. Священнослужителем?
– Нет, зачем же, – Барли-призрак улыбнулся доброй, открытой улыбкой. – Я был профессиональным упростителем. Сказать понятнее: частным специалистом по упрощению всяческих опасных чародеев и магов. В основном – талантливых юнцов из высокопоставленных семей, ребятишек-бунтарей, способных к созданию собственных заклинаний. Эдаких самородков, отрицающих комплексную магию, одобренную и контролируемую Имперскими службами. Заодно отрицающих и саму Империю. Опасные личности, эти молодые бунтари со своим грозным дурным колдовством! Непредсказуемые. Между прочим, чтобы вы знали, по заявлению самих родителей упрощал, без огласки, – в Империи очень и очень не поощряется самодеятельность в вопросах магии. Вплоть до уничтожения таких самородков.
Должен вам сказать, уважаемый Симеон, что я был таким же видящим, как и вы. С той лишь разницей, что вы, кроме видения, обладаете и редкой, очень редкой способностью к действию. Я сразу это определил, ещё когда вы мне в лицо заглянули. Там, внизу. У плиты. По ауре определил, мёртвые могут её видеть. У меня богатый жизненный… то есть досмертный опыт по всяческим чародейным странностям. Разных, знаете ли, магов-выскочек приходилось упрощать.
Работал я только по вызову, по наличной оплате… на безбедную старость копил, у меня свой счёт в Имперском банке имелся… а оно вовсе не так вышло, как я надеялся. Грустная история, но закономерная: со временем я слишком много лишнего узнал, с такой-то работой! Неудобен стал для многих. Меня и ликвидировали. Частично.
Сперва тайно казнили, после отправили в Дальний Реестр, в запасники – уж не помню, сколько лет я там пробыл. А год назад стёрли лицо и сослали сюда, в замок, на вечные работы, определив в категорию подсобников-невидимок. Я многое умею, а такими специалистами не разбрасываются. Даже посмертно.
– А лицо вам зачем стёрли? – невпопад брякнул Семён. Очень уж неожиданным оказалось признание. – Чтобы вас неуспокоенные души убитых не опознали? Которых вы того… Упростили.
– Ну что вы, Симеон, – вежливо возмутился Барли, – как можно! Какие убитые, что вы. Я же сказал – упрощал, а не уничтожал. Лишал их опасных магических способностей. У вас талант воздействовать на магию, изменять её, у меня – разрушать её источники. Вот такая способность. Была.
А лицо стёрли для того, чтобы я не проболтался. Дело в том, что среди упрощённых мною – в своё время, – были и те, которые нынче стали политиками весьма высокого ранга. Весьма! Которые дорожат своими постами и связями. Которым никак нельзя признаваться в грехах своей глупой бунтарской молодости. Это какой же скандал будет, если ненароком всплывёт правда! То, что они сами магию лепили. Собственную. Такой скандал, что у многих ни постов, ни связей не останется. Хотя болтать-то мне, скажем прямо, здесь некому, не каждый призрака слышать может, но…
– Я могу, – встрял в разговор Мар. – Вот, слышу ведь.
– Очень хорошо, – невозмутимо сказал Барли. – Я рад. Иногда мне кажется, что меня специально здесь держат, на самой окраине Империи, в Закрытых Мирах. На выселении. Для кого-то, похоже, я до сих пор очень нужен. Даже мёртвый. Интриги, интриги… Видимо, потому-то меня из Реестра и убрали: чтобы никто не смог самовольно востребовать меня оттуда и допросить. Скажу вам честно – я даже остался доволен таким поворотом дела, пусть и стал бессловесным работником. Пусть!
Во-первых потому, что в запасниках Реестра невыносимо тоскливо и одиноко, а во-вторых потому, что допроса – грамотного, изнурительного, – я никак не вынес бы. И мог бы случайно открыть доверенную мне тайну…
– Какую? – хором спросили Семён и Мар.
– Я знаю секрет магически чистого золота, – шёпотом сказал призрак. – Что оно такое на самом деле.
Глава 10
Служба Ликвидации Истинных Магических Проявлений
– Тихо! – перепугался Мар, – молчи! Ни слова больше. Всё, никаких разговоров. Нашёл где такие признания делать. Тут, небось, кардинальские уши везде поразвешаны. А если и не развешаны, то всё равно, лучше на волю выйти, там побезопаснее будет.
– И то верно, – согласился Семён. – Пойдёмте, Барли, на природу, свежим воздухом подышим. Птичек послушаем. Вы давно птичек слушали?
– Давно, – уныло подтвердил призрак, направляясь за Семёном. – При жизни. А после не слышал. Не до птичек мне было.
Семён неопределённо угукнул, внимательно оглядывая стену: он искал дверь. Дверь нашлась не сразу, очень уж она тщательно была замаскирована, причём не магическим, а обычным образом. Магическую дверь Семён быстрее обнаружил бы. Сразу.
– Прошу, – Семён, оглядываясь на призрака, толкнул дверь. – Пройдём через отстойник, через лабиринт, а там…
– Ха, – весело сказал Мар. – Тю-тю отстойник вместе с лабиринтом! Упростились. Что это за курятник? Откуда взялся? – Семён выглянул за дверь. Определение было метким. Иначе как курятником назвать увиденное было нельзя.
Лабиринт и отстойник исчезли, превратившись в бескрайний зал без крыши; стенами зала служили наружные стены замка – изнутри замок оказался пустотелым. Зал был перегорожен там и сям высокими щитами, кое-как сбитыми из горизонтальных кривых жёрдочек; пол устилали плотно подогнанные друг к другу брикеты грязной соломы. На соломенном полу вповалку лежали люди, кто где. Людей было много. Особенно вдалеке, там, где начинался бывший лабиринт.
Утреннее солнце заливало лежавших ярким светом – кто-то, просыпаясь, недовольно прикрывал глаза руками, кто-то уже сидел, обалдело глядя по сторонам; кто-то ещё храпел, выводя сочные рулады.
– А, занормаленные отморозились, – понял Семён. – Добро пожаловать из остановленного времени. Похоже, лабиринт вместе с лихим дядей-дублем пропал, – и шагнул на утрамбованную землю, обозначившую место, где когда-то был отстойник.
– Погоди-ка, – деловито сказал Мар, – секундочку… – за спиной Семёна басисто ухнуло, под ногами вздрогнула земля. Семён прыгнул вперёд, пробежал с испуга десяток шагов и только после оглянулся.
Позади него лежала груда обломков, бывшая только что внутренней пристройкой к замковой стене, единственное не наколдованное помещение в этом обманном месте. Над обломками поднималось облако пыли, сквозь которую проглядывались почти прозрачные язычки пламени.
– Заклинание нападения, – удовлетворённо сообщил Мар. – Должен я был хоть на чём-нибудь его опробовать верно? Заодно и компромат на тебя уничтожил. Не молодец ли я?
– Молодец, – выдохнул Семён. – Жаль, у тебя ушей нет. Вот бы я за них кое-кого оттаскал…
– Значит, мне с ушами повезло, – глубокомысленно изрёк медальон. – А как бабахнуло! Как рвануло! Красота, – и довольно замурлыкал себе под нос что-то музыкальное.
Переступая через лежащие тела, Семён медленно пробирался к выходу из курятника-лабиринта. В одном месте он наткнулся на спящего брата Ягира, но будить его не стал – о чём теперь с ним говорить? Своё обещание Семён сдержал, разобрался с лабиринтом. Можно было теперь заняться и своими делами. Где братии места не было. Не вписывались они в дальнейшую семёновскую жизнь.
– А чего это мы всё пешком да пешком? – прервал своё музицирование Мар. – Хочешь, я тебя куда-нибудь перенесу? Вместе с Барли. Я запросто!
– Давай, – согласился Семён. – Только в местечко, где потише и побезлюднее. Нам поговорить надо.
– В музей, что ли? – снисходительно заметил Мар. – Знаю я один тихий музей, в Искристом Мире. Безлюдный-пребезлюдный. Заброшенный. Внимание, переносимся.
– Эй, зачем так… – начал было протестовать Семён, но свой протест закончил уже в другом мире, – …так далеко забираться. О, перенеслись! Я и не заметил как. – В этот раз перенос произошёл настолько мгновенно, что у Семёна лишь что-то мелькнуло перед глазами, да слегка ёкнуло в желудке.
– Свежее заклинание, – похвастался Мар. – Почти не использованное. Да, снабжает Кардинал своих, ничего не скажешь. По первому разряду обеспечивает.
Семён огляделся. Действительно, он был в музее. Музей ни с чем не спутаешь, там особая тишина, особое состояние успокоенности. Особый запах. Семён невольно принюхался, громко чихнул – чих слабым эхом отозвался от застеклённых стен-витрин, за которыми притаились экспонаты. Экспонаты, в отличие от самого зала, были неплохо освещены в своих глубоких нишах скрытыми разноцветными светильниками. Видимо, устроители музея рассчитывали на то, что посетителей больше будет интересовать история за стёклами, чем окружающая их обстановка.