– У тебя было в твоем сне, что он умирает? – поинтересовался я у Веры, как только мы остались впятером.
Она испуганно взглянула на меня и помотала головой.
– Я же видела свой сон до половины, – напомнила она.
– А нельзя досмотреть вторую половину?
– Это делается не по заказу, Максим. – В ее голосе мне послышался упрек.
– А что ты видела еще в первой половине? – не отставал я.
– Все то, что уже произошло. Кроме этой смерти.
– Что же произошло такого? Что можно было увидеть?
– Нас всех собрали тут. И вы все доказали, что умеете кое-что, – довольно отстраненно ответила она.
Это было почти интервью. И по привычке, не специально, я сконцентрировался и попытался прощупать ее сознание. Ее энергетическую оболочку. Ауру. Одним словом, то, что было Верой. Может быть, потому, что это было не целенаправленно, не готовилось заранее и она ничего такого не ожидала, может, из-за странной смерти Полковника, но она была полностью открыта. И мне удалось нырнуть в нее сразу, без той подготовки, которая понадобилась в случае с Галиной. То, что я там увидел, изумило меня. Вера была не человеком. Точнее, она была, конечно, человеком, обыкновенной молоденькой девушкой, но это чисто физиологически. Сознание ее было далеко отсюда. Она была такой же отстраненной, неземной, какой могла бы быть инопланетянка. Одним словом, она была не от мира сего, как говорят о блаженных и святых. Обычные земные рамки существования были для нее абсолютно чуждыми. И сны для нее, видимо, были более реальными, чем действительность. Никогда раньше я не встречал такого отстраненного человека, как Вера. Я быстро убрался из ее сознания. Она была настолько хрупкой, незащищенной, что любое силовое вмешательство, будь то даже на энергетическом уровне, могло причинить ей вред. По крайней мере, у меня создалось именно такое ощущение. Поэтому я так быстро и убрался. И она ничего не почувствовала. Теперь я знал многое о двух членах нашей группы. И имел примерное представление о третьем члене. О Маргарите. Кстати, как только я о ней подумал, она появилась рядом. А Вера отошла, увидев, что я больше не собираюсь мучить ее вопросами.
– Как ты думаешь, почему он умер? – Голос ее был задумчивым и немного грустным.
– Странный вопрос. Обычно спрашивают, от чего умер. И ты слышала – умер он от инфаркта.
Она как-то странно на меня посмотрела:
– Я спрашивала не об этом. Ну да ладно. И что теперь будет?
– Понятия не имею.
– А что, если его убили? Те, против кого наша группа и создана.
– Ты знаешь их? Хотя бы одного? Вот и я не знаю. Так что твой вопрос повисает в воздухе. – Я закурил сигарету.
– Ты много куришь, – неодобрительно заметила она.
– Всего два дня. А до этого довольно долго не курил. Думал, что бросил. Насовсем.
– Значит, нервничаешь?
– А ты не нервничаешь?
Маргарита промолчала.
– Пойдем на кухню, – предложила она неожиданно, оглянувшись на остальных. – Я хочу есть. Когда я ем, я успокаиваюсь.
– А это удобно? Есть в такой обстановке?
– Для меня удобно. А ты как хочешь.
Она вздернула плечом и пошла к двери. Я последовал за ней, тоже оглянувшись. По-моему, никто не обратил внимания на наш уход. Галина сидела с отсутствующим видом.
Может, выйдя из своего тела, она сопровождала «скорую помощь». Вера стояла у закрытого окна и смотрела на дождь, Никанор что-то чертил ручкой на листе бумаги. Не думаю, что он опять представил себя главным бухгалтером в подчинении у Маргариты, но вид у него был в высшей степени сосредоточенный.
Когда я вошел на кухню, Маргарита уже открыла обе двери обоих холодильников и рассматривала их содержимое. Зрительная память у меня хорошая, и я помнил все, что там лежит.
– Если не хочешь готовить, вынь окорок, колбасу, сыр и масло.
Она обернулась, прошлась по мне ироничным взглядом и снова принялась за изучение внутренностей холодильников. Потом стала вынимать продукты, притом именно те и в той очередности, что назвал я. Но она не ограничилась этим. На кухонном столе появились также какие-то готовые салаты в полиэтиленовых баночках, которые я не заметил, и пакет сока. Потом она вынула из шкафа пластмассовые тарелки, пластмассовые же вилки, пластмассовые стаканы и большой кухонный нож. А из хлебницы батон белого хлеба. Я наблюдал за всеми ее действиями с большим интересом, потому что был голоден еще с утра. Когда она нарезала хлеб и стала делать один за другим бутерброды, а потом открыла одну из банок с салатом, я ощутил глубочайшую благодарность и трепетную любовь. Вот сейчас она позовет меня к столу, и тогда я… Честно говоря, я и сам не знал, что тогда сделаю. Но обязательно что-то хорошее. Но вместо того чтобы позвать меня, она заполнила этой горой бутербродов одну тарелку, салатом – другую, налила себе стакан сока и, пододвинув все себе, уселась во главе стола. На меня она не обращала ни малейшего внимания. Стерва и есть стерва, что тут скажешь…