2
Я люблю дождь. И всегда его любил. Дождь смывает все следы. Дождь окутывает тебя пеленой и дает ощущение отстраненности и покоя. Дождь наполняет легкие озоном. Одним словом, дождь примиряет с отдельными недостатками бытия. Правда, в дождь лучше сидеть дома и наблюдать за ним из окна. Я же шагал под ним без зонтика, а короткая кожаная куртка не очень защищала. И когда я добрался до своего дома, то, естественно, основательно промок. Зато избавился от впечатления, навеянного известным общественным деятелем.
В подъезде воняло сыростью и мочой. Домофоны были давно взломаны. Наша хрущоба на Верхней Масловке не числилась в списке приоритетных и не пользовалась особым вниманием властей. В доме жил разномастный народ, хотя он когда-то считался домом Академии наук. Особой спайки не наблюдалось, и всем было почти на все наплевать. За редким исключением. В общем, дом как дом. Ничего особенного.
Я пешком поднялся до своей, точнее, бабушкиной однокомнатной квартиры, доставшейся мне по наследству после ее смерти три года назад. Это была маленькая, милая и чистая квартирка с четырехметровой кухней и душной от огромных труб ванной, совмещенной с туалетом. Я был обладателем и висячего балкона, прямо перед которым рос огромный платан. Летом я иногда выносил туда кресло и пил пиво, водрузив ноги на перила балкона и задрав голову к небу. Мне казалось, если долго вглядываться в это небо, можно увидеть Бога. Или, скорее, почувствовать его. Но Москва не Гималаи, и ничего такого я не чувствовал. Это меня нервировало, если честно. Я думал, Бог открывается тем, кто Его ищет. Хотя, может быть, я искал его не очень старательно.
Когда я открыл дверь и ввалился внутрь своей квартиры, что-то мне показалось подозрительным. В квартире витал чужой дух. Я был мокрый и злой, но сразу уловил его. Не знаю, кто как, но лично я сразу чувствую вторжение на свою территорию. Что-то неуловимо меняется, пространство как будто сужается. Я не испугался. Во-первых, я не пугливый, во-вторых, у меня нечего грабить. Разве что домашний кинотеатр или ноутбук, но первый слишком громоздкий, а второй уже старый. Я просто взял с полки зонт, который забыл утром, и осторожно двинулся вперед. Зонт был длинный, дедовский, с толстым загнутым набалдашником, и в случае чего им можно было запросто свалить человека, если сильно ударить по башке. Прокравшись к полуоткрытой двери в комнату, я заглянул внутрь. Несмотря на сумерки, волне можно было разглядеть силуэт какого-то человека. Он стоял у окна и смотрел на дождь. Хотя я никогда не занимался никаким видом спорта, но в нескольких уличных драках участвовал и кое-какой опыт имелся. Главное в драке – неожиданность. И инициативность. Я приподнял зонт, собираясь подвалить сзади, но тут человек произнес, не поворачиваясь: «Не стоит, Макс». И я узнал голос Полковника.
– Какого хрена?! – Я опустил зонт и включил свет.
Тут он повернулся. За те два года, что мы не виделись, он явно постарел. И вполне выглядел на свой возраст. Впрочем, точного его возраста я не знал. Но выглядел он лет на шестьдесят. Может, больше.
– Ты извини, что я навестил тебя без спроса, – усмехнулся он. – Но дело срочное и не терпит отлагательств. Надо поговорить.
Он выразительно посмотрел на зонт, потом оглядел меня. Взглядом Феликса Эдмундовича Дзержинского. Впрочем, он и сам смахивал на Дзержинского. Такой же длинный, интеллигентный с виду, изможденный и с такой же козлиной бородкой. Но без пенсне.
– Для журналиста реакция у тебя не очень, – критически добавил он.
Я кинул зонт на диван. Стянул с себя мокрую куртку и тоже бросил на диван. И неприветливо уставился на него.
– Чего вам надо? – поинтересовался я нелюбезно. – И кто разрешил вламываться ко мне в квартиру?
– Тебе надо выпить горячего чая. А то простудишься, – примирительно произнес он. – Да и я не откажусь, если угостишь.
– С какой стати?
– С той, что я гость.
– Я вас в гости не звал, – заметил я.
Он вздохнул. Как-то устало. Как будто на его плечах лежал груз забот целого мира. Потом отошел от окна и сел в кресло рядом с диваном. Вынул пачку сигарет, закурил. Он чувствовал себя совершенно свободно.
– Макс, надо поговорить, – повторил он. – Если ты гадаешь, как я попал сюда, то у меня есть дубликат твоего ключа. Замок простой, изготовить ключ было несложно. Но милицию вызывать не стоит. Это глупо, да и милиция тебе ничем не поможет. Сделай чаю, а? Или, хочешь, переоденься пока в сухое, а я сам похозяйничаю на твоей кухне? Не против?
Я пожал плечами. Что еще я мог сделать? Полковник встал и, интеллигентно обойдя меня, двинулся на кухню. От него пахнуло не то нашатырным спиртом, не то нафталином. Посмотрев, как он скрывается в проеме двери, я вытащил из шкафа поношенные черные джинсы, водолазку, а из-под дивана – тапочки. Там не подметалось, наверное, уже месяца три, с тех пор как я расстался с Таней. И вместе с тапочками я выволок пыль. Аккуратными клубками. Я подумал, что надо бы подмести, ведь я сплю на этом диване и глотаю эту пыль вместо свежего воздуха. Потом я подумал, что зря расстался с Таней. По крайней мере, она подметала и неплохо готовила, хотя других достоинств у нее не было. Разве что она громко сопела во время секса, но это вряд ли можно считать достоинством. Потом я переоделся, по ходу пытаясь сообразить, чем обязан визиту столь странного гостя. И с какой стати спецслужбы снова заинтересовались моей скромной персоной. Но так как ответа на этот вопрос у меня не было, к тому же на кухне заверещал чайник, я поплелся туда. За ответами и за горячим чаем. По дороге на кухню я два раза чихнул. Если верить приметам, это означало, что я получу и чай, и ответы на свои вопросы. Но в приметы я не верил.
Когда я вошел, мой гость уже успел вытащить пачку чаю, сахарницу и две чашки с ложками. Он покопался и в холодильнике, потому что на столе стояло блюдце с заплесневелой половинкой лимона. Полковник как раз отрезал заплесневевшую часть.