Я до последнего пыталась держать себя в руках ради детей, но слезы предательски прорываются наружу. Саша бросается искать платок, Фин жмется к кухонной двери, как будто стыдится своего присутствия. Роб заботливо приобнимает меня. Я подавляю порыв сбросить его руку – не хочется сцен при детях – и уговариваю себя, что это просто защитная реакция тела – отгородиться от всех, чтобы избежать новой боли. Правда, мне самой трудно поверить в эту версию. Скорее…
– Джо! – Я вздрагиваю от резкого окрика Роба. – Я говорю, давай перейдем в гостиную!
Он ведет меня по коридору и усаживает на диван. Саша садится рядом и гладит меня по руке. Ее пальцы увешаны массивными кольцами с черепами и змеями. Толстые ободки врезаются в нежную кожу, и мне страшно стискивать ее кисть. Я смотрю ей в лицо, пытаясь разглядеть знакомое выражение глаз под толстым слоем теней.
– Хорошо выглядишь, – говорю я. – Давно постриглась?
– Несколько месяцев назад. – Она проводит рукой по обнаженной шее и, наклонив голову, теребит толстую прядь. – По-моему, тебе и тогда не понравилось. Так странно, что у тебя эта амнезия… Ты в самом деле ничего не вспомнила с тех пор, как Фин уехал учиться? – Она косится на Роба и Фина. – Мой день рождения или ваш отпуск? Рождество?
Роб хмурится, и она умолкает.
– А уж мне как странно, – отвечаю я. – Как будто я проспала весь этот год.
Роб и Фин сидят на другом диване, вытянув длинные ноги и не глядя друг на друга.
– А как прошло Рождество? – спрашиваю я у сына.
– Ты поставила три елки, – улыбается он.
– О, это на меня похоже, – улыбаюсь я в ответ. – Честное слово, я рада вас всех видеть, но не стоило бросать ради этого все дела. Я в полном порядке.
Фин снова улыбается. Он особо не изменился, разве что немного похудел. Прошедший год явно дался ему непросто: узкие плечи поникли, глаза бегают, словно ему одинаково невыносимо встречаться со мной взглядом и отворачиваться.
– Мне хотелось тебя увидеть. Наверное, тяжело, когда теряешь память.
– Кое-что всплывает. Совсем обрывочно, на уровне ощущений.
– Каких ощущений? – Роб с интересом наклоняется вперед.
– Что многое изменилось за это время. И что я пропустила нечто важное. Думаю, так оно и есть. – Я пристально смотрю на Роба, пока он не отводит взгляд, затем улыбаюсь Фину. – Не волнуйся за меня, я уверена, что все восстановится. Можешь возвращаться в университет. К твоему следующему приезду я буду как огурец.
Роб встает с дивана.
– Саша, ты, кажется, принесла что-то на ужин?
– Да уж, и правда многое изменилось! – восклицаю я как можно более жизнерадостным тоном.
Саша выкладывает содержимое сумки-холодильника на кухонный островок. Несмотря на возражения Роба, я отстояла себе право сидеть на высоком барном стуле и наблюдать за дочерью.
– А ты, оказывается, умеешь готовить, – говорю я. – И купила сумку-холодильник!.. Совсем взрослая.
Саша улыбается.
– Не все же тебе с нами носиться.
Фин и Роб наверху – Саша отправила их прибраться. Похоже, она взяла на себя руководящую роль и то и дело отдает команды.
– И стирку захватите! – кричит она и возвращается на кухню, подтягивая рукава бесформенного джемпера, как будто с чужого плеча – причем мужского. Я продолжаю ее рассматривать в надежде скорее привыкнуть к новому образу, однако в глубине души тоскую по прежней Саше, мягкой и женственной. Она ловко орудует ножом, нарезая лук; тушь темными дорожками течет по щекам.
– Что ты готовишь? – спрашиваю я.
– Пасту с грибами и перцем. – Саша утирает глаза тыльной стороной ладони, и на ней тоже остается темное пятно.
– М-м, звучит аппетитно, дорогая. Тебе помочь?
Саша упреждающе поднимает руки:
– Сиди! Пока не выздоровеешь, я не позволю тебе ничего делать! Когда папа выйдет на работу, за тобой будет присматривать Фин – пока не найдет себе толковое занятие.
– Ты о чем? – Я выпрямляюсь на стуле, опираясь на здоровую руку. – Фину же надо возвращаться в университет!
Фин как раз появляется в дверях и спрашивает у Саши, куда положить грязное постельное белье, которое он притащил сверху. Рядом идет Роб.
– Почему ты не в университете? – спрашиваю я.
Саша умоляюще смотрит на Роба.
– Пап, я ничего не рассказывала. Честное слово!
– Боже мой, Саша! – кричит тот. – Каких-то десять минут наедине с матерью, и…
– Успокойся, Роб! – хмурюсь я. – Не драматизируй, пожалуйста. Саша ничего не говорила, я сама догадалась.
Я ободряюще улыбаюсь ей, но она пристально смотрит на отца, как будто ведет с ним немой спор.
– Я же говорила, что ничего не рассказывала!
– А кто тогда? Кроме тебя никого не было! – парирует Роб.