Я решаю не вмешиваться в выяснение отношений.
– Фин, почему ты не в университете?
Он косится на отца, безвольно опуская руки и роняя белье на пол.
– Мам, это не для меня. – Фин отбрасывает челку со лба и переводит взгляд на комок грязного постельного белья.
– Ты бросил учебу?
– Прости, пожалуйста.
Конечно же, я отвечаю, что незачем извиняться, и все же мне трудно скрыть потрясение. Может, я чего-то не знаю, и у Фина другие планы? Почему мне никто не сказал? Я требую ответа у Роба, но он что-то невнятно бормочет про нежелание меня волновать и бросается собирать с пола белье.
– Вот теперь я точно волнуюсь! – Я встаю со стула. Фин все так же стоит, опустив голову. – И где же ты ночевал вчера?
Он беспомощно смотрит на отца, потом на меня.
– У друга.
Какого друга, спрашиваю я. У Райана, говорит Фин, и нет, мы не знакомы.
– А сегодня ты дома? – Меня начинает греть мысль, что сын будет спать в соседней комнате.
– Мам, я тут больше не живу. – Фин снова бросает взгляд на Роба.
Голова как будто наливается свинцом. Я не в силах осмыслить, что сын бросил университет и к тому же съехал из дома. Видимо, поэтому Роб и считал, что я не готова узнать правду. И все-таки я хочу знать все. В ответ на мои расспросы Фин только пожимает плечами.
– Спроси папу, – отвечает за него Саша. – Это он дергает за веревочки и решает, что можно говорить, а что нельзя.
Я поворачиваюсь к Робу:
– Вы еще что-то скрываете?
– Ничего! Я уже сказал, что не хочу тебя волновать. – Он улыбается, относит белье в кладовку и, обняв меня, ведет к обеденному столу. В присутствии детей я не сопротивляюсь. – Попробуй расслабиться. У нас все хорошо. Мы вместе. Согласна?
Нет, не согласна. Я не понимаю, что происходит; все эти секреты и перемигивания действуют на нервы.
Мы едим практически в тишине: любая тема может оказаться рискованной. Я задаю вопросы, но все ответы тщательно фильтруются; дети поглядывают на отца: одобрит ли он, если они расскажут ту или иную подробность. Кое-что удается выяснить. Саша выехала из облезлой каморки, которую снимала после окончания университета. По ее словам, нынешнее жилье куда приличнее, что не может меня не радовать. Она встречается с парнем по имени Томас, при упоминании которого за столом повисает тягостная тишина. Фин говорит, что счастлив; он живет с другом и стал гитаристом в какой-то группе.
Дети уходят, чтобы дать мне отдохнуть. Точнее, Роб выталкивает их за дверь, садится рядом со мной на диван, вытянув руку вдоль спинки и почти касаясь моего плеча. Я задаю вопрос, который держала в себе весь вечер:
– Роб, что ты от меня скрываешь?
Он запрокидывает голову и делает громкий вдох, глядя в потолок.
– Ничего, Джо.
– Давай сначала о детях. Расскажи мне все. – Я складываю руки на груди и отказываюсь слушать его оправдания. Наконец он начинает излагать свою отредактированную версию прошлого.
Фин проучился до конца семестра. Мы с Робом съездили в отпуск, сделали небольшой ремонт, хорошо отметили мой день рождения, а вскоре наступило Рождество. Я спрашиваю, как выглядел Фин, когда приезжал на Рождество, пытаясь понять, как мы могли целый семестр ничего не заподозрить. Мы все время были чем-то заняты – то отпуском, то ремонтом, то моим днем рождения. О чем я тогда думала? Фин всегда был одиночкой; в школе его травили, и дом оставался единственной отдушиной.
– Он… Он был притихшим, для Фина это нормально. – Роб чешет щеку, затем опирается подбородком на руку, вонзая ногти в квадратную челюсть. – Он сказал нам на Новый год. Мы как раз думали паковать его чемоданы, как вдруг он заявил, что решил не возвращаться в университет – мол, оно того не стоит.
– И больше ничего не рассказал? – Я выпрямляюсь, пытаясь справиться с сонливостью. – Что-то не сложилось с друзьями? Или с учебой?
Нет, он просто заладил, что университет не для него, говорит Роб. Странно было бросать учебу и при этом не иметь ни работы, ни других планов, но Фин намертво стоял на своем. Роб говорит, мы оба испробовали все методы, и я склонна ему поверить – я точно знаю, что не сдалась бы без боя.
– Ты правда не помнишь? – Роб пристально смотрит на меня, как будто пытается уличить в обмане.
– Да, правда не помню!
– И незачем повышать голос. – Он приносит нам выпить – мне воды, а себе очередной бокал вина. – Я просто рассказал тебе о прошлом, не нужно меня во всем винить.
Роб уходит в кухню. Вскоре оттуда доносится грохот тарелок – видимо, загружает посудомоечную машину. Вернувшись, ласково берет мое лицо в ладони и просит прощения. Я не отталкиваю его руки – хочу, чтобы он продолжил рассказывать. Он гладит мне щеку большим пальцем – я невольно поджимаю пальцы ног, чтобы не выдать отвращения, – и заводит старую песню о том, что позаботится обо мне и что мне не нужно ни о чем беспокоиться. Несмотря на зверскую усталость, я не позволяю себя убаюкать и спрашиваю, как мы могли пропустить, что Фину плохо.