– Нет, мы возвращаемся незадолго до него. Вылет четырнадцатого, нам надо еще сделать пару прививок и запастись лекарствами от малярии. Можешь завтра позвонить в поликлинику и записаться на следующую неделю?
Я откладываю деревянную ложку, беру телефон и, выключив громкую связь, говорю Робу, что идея прекрасная, и я ценю его широкий жест, но…
– Но что?
– Ты мог посоветоваться со мной.
– Это же сюрприз! Ты сама говорила, что нам нужно разнообразие. Что нужно развеяться и куда-нибудь съездить.
Формально он прав, но я говорила об этом в теории, как о плане на будущее, с бокалом вина на уютном диване, и не имела в виду, что нужно сорваться прямо сейчас. Я зачерпываю ложкой соус и пробую на язык, едва не роняя телефон в кастрюлю. Пульс тут же немного учащается.
– Поговорим, когда я приеду, ладно? – Роб сбрасывает звонок.
Я кладу на стол телефон, затем ложку. В голове вертятся слова Роба. Разумеется, он прав, нам следует проводить больше времени друг с другом и привыкать к новому статусу. Мы подготовили детей ко взрослой жизни, обеспечили приличный старт, а теперь пора уделить время себе. Уехать всего на неделю – вполне здравая идея. Мне следовало бы обрадоваться. Роб так старался, а я испортила сюрприз своими сомнениями… Я хватаюсь за телефон, чтобы позвонить ему, но останавливаюсь. Роб в дороге, в час пик вести машину непросто, да и связь прерывается. Действительно лучше поговорить, когда он приедет.
Я оставляю соус томиться еще на час, чтобы мясо стало нежнее, а вкус – выразительнее. «Болоньезе» – любимое блюдо дочери и сына, муж к нему равнодушен; ничего, поест, никуда не денется. Затем спускаюсь в комнату на нижнем этаже и сажусь за стеклянный столик – его купили для нового кабинета, но он не вписался по размерам. Роб огорчился, а я была рада заполучить столик: с ним я ощущаю эту комнату своей территорией. Тут приятно сидеть за ноутбуком у окна, с видом на задний двор и садик. Пожалуй, это мое любимое место во всем доме – уютное и не такое помпезное. Мы собирались передать его детям в пользование, чтобы им было куда приглашать друзей. Приманка не сработала, хотя я еще надеюсь, что Фин поживет у нас год-другой после университета. Я открываю ноутбук и набираю в строке поиска «Доминиканская Республика – пять звезд», рассеянно наблюдая за малиновкой в саду. Надо бы опустить жалюзи, однако непонятная апатия приковывает меня к стулу, и я продолжаю смотреть в окно.
Сайт отеля довольно легко найти – он единственный расположен на частном острове. Пять звезд, как Роб и обещал. Фантастические отзывы. Судя по фотографиям, настоящий рай. И всего на семь дней. Что может случиться за одну неделю? Чем настойчивее я себя уговариваю, тем явственнее проступает страх оказаться за тысячи миль от детей. Да, формально они уже не дети, но и взрослыми их не назовешь. Саша то и дело просит помощи – в основном когда в ее каморке что-то ломается, а Фин даже еще толком не съехал, пишет нерегулярно и очень коротко. Вдруг он в депрессии? Или принимает наркотики? Роб говорит, что он просто «не нашел свой круг общения». С одной стороны, я согласна, с другой – Фин всегда был одиночкой и затворником. Ему свойственно замыкаться в себе при любых неприятностях.
Одолеваемая сомнениями, я поднимаюсь в кухню помешать соус. Надо дождаться Роба: он найдет слова, чтобы я успокоилась. В конце концов, нелепо страдать от того, что тебя приглашают в пятизвездочный рай на частном острове. Я буквально слышу, как Саша бы фыркнула: «Что, мам, опять жемчуг мелкий?»
Глава 5
Три дня после падения
Сон отступает. Я открываю глаза в темноте, но все еще вижу перед собой галерею лиц. Все они присутствовали в моей жизни в прошлом году. Некоторые мне знакомы, некоторые нет. Роб дышит размеренно и почти бесшумно. Я снова закрываю глаза. В океане лиц выделяются два – мужское и женское. Обоих я не помню; оба буравят меня взглядом. Я внимательно изучаю их черты. Мужчина моложе меня, нельзя сказать что красив, но обладает харизмой и уверен в себе. Лицо не разглядеть, выделяется только широкая улыбка.
Опасаясь выдать волнение, пусть даже в непроглядной тьме, я отгоняю прочь образ и вновь смотрю на Роба. Он крепко спит, уткнувшись носом в подушку.
Я смотрю на женщину, а она – на меня. Ее лицо кажется чужим – видимо, память о ней стерлась из-за травмы. Поначалу она держится вызывающе, затем умоляюще протягивает ко мне руки. При всей неприязни к этой женщине мне ее жаль. Она то ли насмерть перепугана, то ли убита горем…
С утра меня одолевает убийственная головная боль. Тревожные образы из ночных грез вызывают бесконечные вопросы. Я сажусь, подложив под затылок подушку. Судя по грохоту, Роб в ванной. Выходя, он озабоченно хмурится. Невозможно даже моргнуть без его пристального взгляда.