Рул Горм порылась в памяти: за время пребывания в этом мире ей доводилось есть консервы, но фасоль в томатном соусе? Кажется, нет. Она взяла ломтик хлеба, и положила на него ложечку фасоли. Что ж, не джем и не мёд, но тоже вполне съедобно. Она хотела уже сообщить это Румпельштильцхену, но осеклась, перехватив его взгляд. Застывший, невидящий, обращённый внутрь себя. Мужчина всё так же сидел за столиком, ссутулившись и грея ладони о кружку, но при этом он словно оцепенел, а на лице его застыло мрачное выражение. Он уже не казался растерянным, как в их прошлые встречи. Скорее отчаявшимся. Обречённым. Застышем в своём горе. И, несмотря на свой несколько расхристанный вид, мужчина походил на Голда больше, чем когда-либо ранее. Казалось, сейчас губы шевельнуться и с них сорвётся какое-нибудь едкое замечание, на которые не скупились ни Тёмный, ни мистер Голд. Рул Горм захотелось поскорее разрушить и эту иллюзию, и воцарившуюся в комнате тишину, вернуть непринуждённость какой-нибудь ничего не значащей фразой вроде «Пальчики оближешь! А чего ты ко мне не присоединишься?», но вместо этого она сказала другое:
- Я волновалась за тебя. Тогда, в саду, ты просил меня рассказать о том, что позабыл. Но я видела, что ты всё равно не можешь смириться с тем, что всё это действительно произошло с тобой…
- Видела, - подавленно повторил мужчина.
В интонации не было вопроса, и, кажется, он произнёс это слово лишь потому, что совсем промолчать не мог, но Рул Горм всё равно живо откликнулась на эту реплику:
- Видела. Я же фея. Я чувствую такие вещи. И поэтому я опасалась за тебя. Не желая признавать правду — какой бы горькой она не казалась — мы лишаем себя возможности искупить прошлое и жить дальше.
Сколько раз она говорила такие слова? Скольким людям? Но никогда её сердце не сжималось так болезненно и тревожно, как сжалось сейчас под тяжёлым взглядом Румпельштильцхена.
- Можешь не волноваться, - мужчина больше не сжимал кружку в ладонях, и руки его безжизненно повисли вдоль тела. - Я признал. И смирился.
- Да? - переспросила фея.
- Да, - подтвердил Румпельштильцхен глухо и снова замер. Рул Горм стало уже казаться, что он больше ничего не скажет, и она решилась уже снова заговорить сама, как мужчина прервал молчание: - У меня в лавке есть много волшебных предметов. Во мне нет волшебства, но в них — есть. Я даже не знаю назначения большинства из них и потому стараюсь, просто задвигать их в дальний угол чулана, - в его словах не было ничего особенного, но каждое отчего-то отдавало горечью на языке. - И вот, ко мне, представь себе, заглянула пара драконов. Им понадобился хрустальный глобус. Я не знал для чего, потому не хотел отдавать. А когда узнал, захотел испробовать на себе. Ничего сложного, надо просто капнуть каплей крови на верхушку, и глобус покажет тебе, где тот, кого ты ищешь. Так, правда, можно разыскать только родственников.
- И? - подбодрила его Рул Горм.
- И я им воспользовался. Белфайер вправду в той могиле, - мужчина прикрыл глаза, и когда он поднял веки, Рул Горм думала увидеть заблестевшие в них слёзы, но глаза были сухими. Их безразлично-мрачный взгляд пугал, и фея, сглотнув застрявший в горле ком, через силу произнесла:
- А дальше?
- Дальше? - встрепенулся мужчина, - Дальше с помощью этого глобуса Лили отправилась на поиски своего отца.
- Я имею ввиду, - пояснила Рул Горм терпеливо. - Что было дальше с тобой?
Румпельштильцхен опустил голову, и его молчание стало самым красноречивым ответом на её слова. И тогда Рул Горм поступила так, как велело ей сердце, упрямо твердившее, что никакие самые верные и разумные разговоры об искуплении и заслуженности кары, не принесут им ничего, кроме боли. Рул Горм встала с кушетки, и хотя тянуться через разделявший их стол было неудобно, склонилась над Румпельштильцхеном и обняла его за плечи. Её нос зарылся в его волосы, а руки ласково гладили спину, сквозь плотную ткань пиджака.
- Я ничем не могу тебе помочь, - пробормотала Рул Горм куда-то в его шею и почувствовала ответные объятия.
========== Глава 2 ==========
Рул Горм и сама не могла объяснить, как случилось так, что они переместились на кушетку. Почему объятия стали только плотнее: их бёдра соприкасались, руки были переплетены, голова феи покоилась на груди бывшего Тёмного, и она ощущала, как с каждым вдохом вздымаются его рёбра, слышала неровный стук сердца. Из плафонов светильника по-прежнему лился яркий свет, только Рул Горм потеряла всякий интерес к обстановке: она прикрывает глаза, и на мгновение чуть крепче сжимает предплечье мужчины, и чувствует: кольцо из рук ослабевает, готовое разомкнуться, но, реагируя на ласковые движения её пальцев, смыкается вновь. «Не отпускай меня», - хотела попросить фея, но слова застряли в горле, только беззвучно шевельнулись губы. Поза была не слишком удобной для них обоих, но Рул Горм казалось, стоит ей отстраниться, стоит Румпельштильцхену перестать её удерживать — случится что-то очень плохое. Не с ней, с ним. Что-то, что уже случилось однажды, когда её не было рядом, чтобы это предотвратить — почему её не было? Она не знала, долго ли они так просидели, но дыхание Румпельштильцхена по-прежнему казалось размеренным, но неглубоким. Фея оторвала голову от груди мужчины, и слегка развернулась, чтобы увидеть его лицо.
- Ты не спишь? - ужасно глупый вопрос, кто же спит с открытыми глазами. - Румпельштильцхен?
- Нет-нет, - он едва заметно качнул головой, шевельнулся, меняя позу. - Но уже очень поздно. Тебе пора уходить.
- Да, пора, - соглашается Рул Горм, удивляясь тому, как звучит её голос, и тому, что несмотря на прозвучавшие слова, Румпельштильцхен не совершает попытки размокнуть объятия, а она выскользнуть из кольца его рук. А просто смотрит в его лицо, что кажется ещё старше в беспощадном электрическом освещении, скрадывающем оттенки и тени. Оно и старше, вспоминает фея, да и она намного старше возраста, которое дало ей проклятие Злой Королевы. Пока Рул Горм вглядывается в резкие складки у рта, венки, выпукло проступающие под тонкой кожей висков, её посещает неуместная мысль: когда они появились — до того, как он стал Тёмным или? Какому из двух Румпельштильцхенов они принадлежат? А какому из Румпельштильцхенов принадлежит этот взгляд, в котором отчаяние уступает место печали, соседствующей с насмешкой?
- Рул Горм? - ей кажется, или она улавливает в звуках своего имени нотки тревоги. - Всё нормально?
Ничего не нормально. Разве нормально иррациональное огорчение, которое она испытала оттого, что его руки больше не прижимают её к себе, что он отодвинулся, что она больше не может ощущать его тепло сквозь плотную — зачем она носит на себе все эти вещи - ткань одежд?
- Кажется, да, - она наклонилась вперёд, оперлась ладонями о край кушетки и только после этого заметила, как затекло от неподвижности тело. При попытке встать протестующе заныла спина, а ног фея и вовсе почти не чувствовала. Судя по тому как Румпельштильцхен, поморщившись, повёл плечами, не одна она испытывала подобное неудобство. Сколько они так просидели — час? Дольше — поняла фея, бросив мимолётный взгляд на циферблат наручных часов, гораздо дольше. Что это было? Рул Горм встала, сделала несколько шагов, всё ещё нетвёрдых — и это заметно, догадалась она, поймав бледную улыбку Румпельштильцхена. Он наклонился, чтобы поднять трость, почему-то лежащую на полу, и она ощутила тысячи маленьких иголочек, безжалостно вонзающихся в её ноги, и с трудом удержалась от того, чтобы растереть бедро: неприлично. Хотя ей ли думать о приличиях после… всего этого.
- Ты прав, мне пора уходить, - и почему в её голос пробралась эта непонятная дрожь. - Слишком поздно.
Румпельштильцхен встал, обернулся к окну — подоконник заставлен многочисленной рухлядью, но всё же достаточно одно взгляда, чтобы убедиться, что на улице непроглядная темь.
- Похоже, я был неправ, - почесал он подбородок. - Сейчас слишком поздно, чтобы уходить. Я, конечно, понимаю, ты обладаешь магией, но может случится так, что ты не успеешь ей воспользоваться. Тем более, пока ты доберёшься до монастыря, уже светать начнёт.
Разливающееся в груди тепло заставляет Рул Горм улыбаться: