***
Румпельштильцхен прошёл уже довольно много, считая ответвления подземных коридоров, сворачивая налево или направо. Некоторые из пещер казались естественными — но этот проход точно рукотворный. Под ногами была каменистая, но всё же земля, стены и потолок поддерживали чугунные и деревянные балки, со сводов свисали обрывки проводов. Румпельштильцхен ещё раз сверился с картой: если гномы ничего не напутали, то они оставили Рул Горм там, где соединяются две линии — красная с синей. Он был на красной. Румпельштильцхен сложил измятый лист вчетверо, ещё вдвое, положил его обратно в карман пиджака, прижал сквозь ткань, чтобы убедиться, что карта не выпадет при движении, и только после продолжил путь. Чем дальше Румпельштильцхен продвигался, тем более затхлым и влажным становился воздух, на каменных стенах всё чаще попадались ржавые подтёки, и ему приходилось направлять свет фонаря вниз, чтобы не споткнуться о булыжник или обломок старой рельсы. Проходя по россыпи острого щебня, мужчина раздражённо поморщился. Подошвы ботинок были достаточно толстыми, так что острые сколы не причиняли особых неудобств, но скрежет проседающей под ногами щебёнки коробил слух. Хотя, если вдуматься, это можно было бы счесть хорошим признаком: красным обозначали закрытые или заброшенные проходы, и валявшийся тут и и там хлам, лишний раз доказывал, что он не сбился с пути.
Румпельштильцхен сглотнул и продолжил углубляться в темноту, низко опустив голову и освещая перед собой дорогу на два шага вперёд, пока взметнувшийся свет фонаря не наткнулся на новую преграду - каменные глыбы, завалившие проход. Их точно не удастся ни обойти, ни перешагнуть, ни перелезть. Румпельштильцхен напоминает себе о необходимости дышать, и о том, что завал не такая уж неожиданность, книги из библиотеки Белль предупреждали о такой возможности, и он - из горла вырывается смешок, больше похожий на всхлип - подготовился. В лавке, среди множества вещей, назначение которых было ему непонятно и неинтересно, нашлось почти всё необходимое для спуска в шахту снаряжение, и оно… должно помочь. Румпельштильцхен оттянул ворот ставшего внезапно тесным свитера, протянул руку к лямкам рюкзака и сняв, поставил свою ношу на землю. Он старался действовать бережно и аккуратно, только рука немилосердно дрожала, когда он возился с застёжками. С чего он вообще взял, что справиться? Приставленная к стене трость, соскользнула вниз, лишь он отнял от неё руку, но Румпельштильцхен не обратил на это никакого внимания. Он склонился над рюкзаком, и достал скрывавшийся под мотками верёвки, звенящими связками карабинов и свёртком с бинтами, пушистый шерстяной чулок, в котором был запрятан пороховой капсюль. На мгновение нахмурился, вспоминая, как с ним обращаться. “Углубить в щель на 8-12 дюймов” - всплыли в голове слова из синей книжки. Какой длины дюйм Румпельштильцхен так и не понял, но судя по картинке под надписью — не слишком большой. Длина самого капсюля и ещё половина - пожевав губами, прикинул он. Почти сполз на землю, чтобы поднять оброненную трость, затянул потуже ремни застёжек, проверил зажигалку: маленький огонёк послушно вспыхнул и тут же погас. С чего он взял, что справится с этим? Румпельштильцхен яростно мотнул головой, чтобы вытряхнуть из неё эту мысль, и луч фонарика, закреплённого у него на лбу, метнулся от стены до стены, а потом замер, освещая неровную поверхность завала. Пора. Румпельштильцхен впился взглядом в закрывающие проход хаотично сваленные камни, отыскивая в углублениях меж ними подходящую щель.
========== Часть 5. Слепота вдвоём (Глава 1) ==========
… покой дружбы, слепота вдвоем,
без подозрений и знаков вопроса,
наслаждение внешностью, поверхностью,
близким и ближайшим - всем, что имеет
цвет, кожу и видимость.
Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое
Монотонный шум потока настолько привычен, что уже не слышен, в ушах оглушающая тишина, под веками темнота — никакого «перед глазами промелькнула вся жизнь», ни воспоминаний, ни сожалений. Рул Горм не ощущает холода, боли и каменной стены у себя за спиной. Кажется, она вовсе потеряла способность осязать, словно у неё больше нет тела. Но она всё же дышит, шевелит губами, значит, пока жива. Она констатирует это почти равнодушно. “Жить вечно или не жить совсем, разве это не…” - мысль остаётся незавершённой — как и другие. Ни одну она не может додумать до конца, всё глубже погружаясь во тьму и тишину. Она не знает уже сколько прошло часов — дней — минут, когда тишину разрывает грохот. Рул Горм не может понять: близок он или далёк, или, может быть, звучит только в её голове. Едва он стихает, сменяясь шорохами и плеском воды, фея тут же перестаёт думать о нём и возвращается к поглотившему её забытью, что тянется — тянется — тянется…
Свет. Слишком яркий и режет сквозь веки. Она жмурится и даже это движение даётся ей тяжело, кожа неприятно стягивается вокруг глаз. Но фея тут же забывает обо всём, потому что вслед за темнотой исчезает тишина:
- Рул… Рул Горм, - она узнаёт этот срывающийся голос, - ты можешь идти?
- Ыру…м, - пытается фея выговорить имя - Румпельштильцхен, но то, что у неё получается, больше похоже на хрип, чем на человеческую речь.
- Погоди, я тебя вытащу.
Текучая вода заглушает остальные звуки, и Рул Горм открывает глаза. Свет обжигает сетчатку, и Рул Горм не удаётся разглядеть даже силуэта говорящего, только нестерпимую белизну и мелькающие перед глазами рыжие точки.
- Рул. Рул!
Она хочет сделать шаг навстречу сиянию, но ноги не слушаются, она не чувствует их. Рул Горм теряет опору и падает куда-то вперёд и вниз, в воду. Сейчас она погрузится в неё с головой и уже не выплывет. Неожиданно её падение останавливается: она тыкается лицом во что-то мягкое, определённо мягче камня, и догадывается что это грудь Румпельштильцхена, хотя осязание ещё в полной мере не вернулось к ней, и понимает - это его рука обхватывает её спину чуть ниже лопаток.
- Я тебя вытащу. Осторожно.
Вместе со словами до неё доходит его дыхание, обжигающее её макушку.
- Ты должна мне помочь.
- Ры-у-м… - язык оказывается удивительно непослушным, и ей никак не удаётся ответить.
- Пожалуйста!.. - звучит почти умоляюще, - Рул, попробуй обхватить меня руками за шею. Пожалуйста, это важно.
Она не может даже кивнуть. Рул совершенно не чувствует своих рук, но спустя несколько мучительно долгих мгновений ей каким-то чудом удаётся схватиться за шею стоящего перед ней мужчины.
- Вот, умничка, стисни крепче, сейчас, я тебя вытащу, - твердит он одно и то же, как заклинание, задыхаясь.
Они куда-то идут, вернее Румпельштильцхен тащит её на себе волоком, потому что её ноги по-прежнему отказываются слушаться. А ещё Рул Горм не понимает, зачем и куда, пока ноги женщины не касаются внезапно попавшего под них берега. «Его тут не было», - думает она отстранёно. С минуту они просто лежат неподвижно, прижимаясь друг к другу, а потом Румпельштильцхен исчезает, но тут же появляется его голос, он говорит что-то странное лишённое смысла «Всё будет хорошо», «Вот-вот», «Сейчас», «Ну-ну», но, как ни странно, эти слова оказывают на Рул Горм какое-то странное действие, что-то теплеет внутри. Она щурится, глаза ещё не привыкли к свету, и вдруг она выгибается от обжигающего прикосновения чужой ладони к бедру. Он отжимает ей юбку, стаскивает чулки, но она не думает о стыдливости, каждое прикосновение к онемевшей коже причиняет боль, и руки Румпельштильцхена кажутся фее горячими, словно раскалённое железо. Она содрогается от боли, пронзающей кожу, мышцы, почти рыдает, пока мужчина растирает ей икры, проговаривая по кругу все эти успокоительные слова — их, у него не так много в запасе. После Румпельштильцхен долго массирует её ступни, натягивает на них колючие носки.