- Перестань! - сипло рявкает Рул Горм, и её ладонь с размаху впечатывается в мокрую грязную щёку.
Фея с недоумением смотрит на свою руку, зажимает себе рот ладонью и шепчет:
- Я не хотела.
Она и вправду не собиралась делать ничего подобного. Выработавшиеся за двадцать восемь лет рефлексы сработали против её воли.
Комментарий к Глава 3
Первая часть главы (до звёздочек) написана совместно с **Летающим Котёнком**.
========== Глава 4 ==========
Они сидят на найденном в недрах рюкзака махровом полотенце, но его тонкая ткань не может защитить от холода каменного пола, и задница уже промёрзла так, что он не удивится, если встав, обнаружит, что на штанах хрустит лёд. Он и Рул сидят обнявшись, в надежде хоть немного отогреть друг друга, но судя по дрожи, сотрясающей тело прижавшейся к нему женщины, получается плохо.
Они вернулись в пещеру, где Румпельштильцхен нашёл фею. Здесь царит промозглая сырость; вода по прежнему занимает почти всё пространство, и её капли, оседая на стенах и сводах каменной залы и ведущего к ней туннеля застывают хрупкими ледяными ломтиками. Но тут хотя бы нет риска, что своды обрушатся им на головы. К тому же искать фею будут именно здесь. «И смерть от жажды не грозит», - попытался он пошутить, усаживаясь на полотенце подальше от ощетинившихся каменными шипами стен. Пить ледяную воду вовсе не хочется, и Румпельштильцхен досадует на то, что уложил в рюкзак вещи на все случаи жизни, но не догадался взять даже хлеба. Не то, чтобы он был сильно голоден, но еда согрела бы их изнутри. Он в который раз чихает, и утирает нос рукавом свитера — платок он отдал Рул Горм — и снова скользит ладонью по рукам и плечам женщины, сжимает крепче запястье, проводит большим пальцем к узкой полоске покрытой пупырышками мурашек кожи, между рукавом пиджака и сползающей перчаткой. Она совсем продрогла.
- Рул, - произносит он, звуком собственного голоса отгоняя подступающее отчаяние, - садись ко мне на колени.
- Нет, спасибо, - отвечает женщина сиплым шёпотом, но — почти церемонно.
Румпельштильцхен восхищается её самообладанием. У него самого не осталось сил цепляться за вежливость и манеры.
- Брось, - уговаривает он ласково. - Я согрею тебя, ты — меня.
Она поворачивает к нему лицо. В белом свете фонаря оно кажется мраморным, а губы синими. Хотя они сейчас так и выглядят: посиневшими, едва не почерневшими, трясущимися от озноба. Губы-то он мог бы согреть, унять дрожь, просто накрыв своими. Рул Горм опирается на его плечо, заставляя на мгновение поморщиться от резкой боли, и неловко усаживается ему на бёдра, доверчиво прижимается к груди. Румпельштильцхен ёрзает, устраиваясь поудобнее, обнимает её, кладёт ладонь на коленки. “Костлявые, - замечает он. - Совсем согреваться нечем.”
- Это неприлично, - шепчет ему в грудь Рул.
Румпельштильцхен хмыкает:
- Не бойся, моё сердечко. Ни на что неприличное я сейчас по определению неспособен.
“К сожалению”, - добавляет он про себя. Мягкие женские ягодицы упираются ему прямо в пах, и у него слишком богатое воображение, чтобы он мог совершенно проигнорировать такую близость. Но та часть тела, что причиняла Румпельштильцхену столько неудобств от одной только мысли о настоятельнице фей, остаётся безжизненной. Кажется, единственное, что может хотеть его тело — это тёплое одеяло и обжигающий наваристый бульон…
- Почему? - шёпот женщины отрывает его от приятных размышлений.
- Окоченел, - шмыгает он носом.
- Румп, - шелестит фея,- я не о том. Почему — “моё сердечко”?
- А, - он снова хлюпает, разрывать объятья ради того, чтобы утереться, не хочется, - ну, потому что ты и есть моё сердечко, радость моя, любовь моя… Думал, феи проницательнее. Магия-шмагия…
Эти слова вырываются так просто, и Румпельштильцхену даже на миг кажется, что он о них не пожалеет.
В наступившем молчании даже доносящиеся из-за стены бесконечно дробящиеся эхом всплески звучат приглушённо.
Наконец Рул шепчет:
- Я не догадывалась.
- Теперь вот знаешь, - пальцы мужчины рефлекторно стискивают её коленку. - Я-я понимаю, что это ничего не меняет, - торопливо поясняет он. Ему хочется сказать ещё что-то, но он чихает и сбивается с мысли.
Во всяком случае, она не спешит сползти обратно на холодный каменный пол, не отстраняется, не скидывает его руку. Они сидят почти неподвижно, и спустя какое-то время, женщина умастившая голову на его груди - в любых других обстоятельствах это показалось бы ему трогательным и уютным - перестаёт судорожно вздрагивать, чуть расслабившись и отогревшись, лишь Румпельштильцхен время от времени утирает нещадно текущий нос, каждый раз возобновляя объятия. Рул не возражает. Она такая тихая — дыхания не слышно за монотонным шумом воды. Но он чувствует все её выдохи и вдохи, они согревают его кожу даже через толстый свитер. Ему действительно стало немного теплее — хотя бы в местах, где их тела соприкасаются. Только вот правая нога затекла и потом… нет, о потом лучше не думать. Всё же от одеяла он бы не отказался. И от бульона. Последняя мысль заставляет его шумно вздохнуть и облизать губы. Как же давно он его не ел… С тех самых пор, как очутился в Сторибруке.
- Румп…
- Да, милая?
- Скажи мне что-нибудь, - хрипло просит женщина.
- Что же мне сказать-то? - переспрашивает он в недоумении и едва заметно вздрагивает: сорвавшаяся откуда-то сверху капля прочерчивает дорожку по виску и скатывается за шиворот раньше, чем он успевает её стереть.
- Что-нибудь, - повторяет Рул. - Чтобы не молчать.
- Страшно? - хмыкает Румпельштильцхен. - Всё будет хорошо, пусть и не сразу. Эти ребята не торопятся, но они придут. Подождём, сколько надо.
Рул возится у него на коленях:
- А если не дождёмся?
- Дождёмся, - отвечает он уверенно. “Ёмся, ё-о-м-ся-а, ё-о-м-ся-а!”- эхо подхватывает его слова и повторяет их, усекая и искажая, превращая их во что-то совершенно неприличное. Румпельштильцхен раздражённо морщится и продолжает уже более приглушённо. - Мы на берегу, не потонем. Без еды можно хоть две недели протянуть, а воды тут — упейся.
Он гладит её по голове, запускает пальцы в спутанные волосы и легонько массирует затылок, почёсывает, словно ребёнка или щенка:
- Как твоё горло?
- Плохо, - шепчет она едва слышно. - А твоё плечо?
Он ненадолго замирает, прислушиваясь к ощущениям:
- Могло бы быть и хуже. - Хмыкает - беседа принимает слишком уж унылый оборот: - Давай о чём-нибудь другом…
- О чём? - всё так же тихо переспрашивает Рул, и ему приходится напрягать слух, чтобы расслышать её чрез шум подземной реки.
- О чём-то… - он продолжает массировать её затылок, тянет, сжимая в кулаке волосы, отпускает, и снова перебирает пряди, - чём-нибудь…
- О чём ты думаешь?
- О тебе. Рассказать? - его голос звучит лукаво, и Рул издаёт звук, похожий на приглушённое хихиканье.
- А других мыслей у тебя нет?..
- Отчего же, - даже как-то обиженно отзывается Румпельштильцхен, - есть. О бульоне.
- Бульоне? - шепчет Рул, и мужчина думает, как чудесно — даже сейчас — в её устах звучат любые простые слова, в его исполнении — скучные и невзрачные. Какое милое маленькое эхо он бы от неё услышал. Но ей, наверное, - наверняка больно говорить и страшно сидеть в тишине, и ему самому стоит придумать какую-нибудь историю, что-нибудь длинное и заковыристое, только вот на ум, как на зло, ничего не приходит.
- Ну, да, о бульоне, похлёбке такой. Готовила когда-нибудь? - он не сомневается в её ответе. Ведь разве повелительница фей будет возиться со стряпнёй? И Рул ожидаемо качает головой.
- Я даже его и не ела, - бормочет она хрипло.
- Я тебя угощу, - обещает он, спускаясь, запутавшимися в её лохмах пальцами ниже, почти к шее, и снова оттягивая волосы. - Вкуснейшая вещь. Главное, чтобы птица была — ну… грач, если повезёт, или хотя бы галки — штуки две. Даже хорошо, что костлявые, наварист будет… Сначала надо крови дать стечь. Вот не торопиться с этим. А когда уж стекла перво-наперво кипятком облить… - Фея фыркает ему в грудь. - …тогда ощипывать будет легче. Не смейся, - дёргает он прядь чуть сильнее. - Может, можно и ощипанную тушку в этом вашем супермаркете купить, я не спрашивал, продают их…