- Помощник шерифа, - автоматически поправляет его Дэвид.
***
Каждый вдох и выдох отдаётся болью в воспалённом, будто сожжённом горле. Рул Горм вжимает лоб в вздымающуюся под толстой тканью грудь мужчины, шевелит пальцами ног: поджимает их и расслабляет снова, трёт ступнёй о ступню. Пора размяться. Наверное. Она сбилась со счёту, сколько раз уже они вставали, прохаживались — не углубляясь в опасный туннель, пытаясь согреться движением. А после снова усаживались, чтобы не обессилеть. Румпельштильцхен рассказывал ей что-то. Какие-то рецепты. Таблицу умножения. Странную историю про летающий пончик. И даже перечислял товары из своей лавки, указывая цены. Со стороны их разговор можно было бы счесть бредом сумасшедших, но Рул Горм благодарна мужчине за все его слова и прикосновения. Они мешали поддаться отчаянию и оцепенению. Хотя сквозящая в интонациях мягкая нежность смущала и даже пугала. Рул не могла забыть, что феи не должны сближаться с людьми, даже дружба была нежелательна, ибо заменяла милость справедливостью. Впрочем, вспомнить источник этого строгого суждения Рул Горм так и не удаётся. Так же, как и не отзываться на ласку мужчины своей ответной. Сейчас Румп умолк, и Рул сожалеет, что для её воспалённых связок любые разговоры — почти невозможны. Установленный на валуне фонарь горит тускло, но вода, заполнявшая пещеру, отражает и умножает свет, серыми подтёками расползающийся по чёрным сводам. У них есть: запасные батареи, и зажигалка, и красная декоративная свеча в золотых звёздах. Осознание этого немного успокаивает.
Рул елозит на коленях у своего спасителя, шепчет: “Вставай!” - поднимает глаза и обнаруживает, что веки мужчины смежены. - Ты же не спишь? - спрашивает фея так громко, как может, и, хотя каждое слово точно раздирает ей глотку пополам, её голос звучит невнятным шелестом. Она сползает с колен мужчины, и тот заваливается на бок.
- Румп! - трясёт его за рукав, безголосо захлёбывается криком. - Не спи!
- Тш-ш-ш… - бубнит Румпельштильцхен себе под нос, не открывая глаз. - Не сплю. Просто отдыхаю.
Спустя несколько секунд он действительно садится, нашаривает трость и, опираясь на неё обеими руками, встаёт со сдавленным стоном, подаёт Рул руку. Когда она поднимается, мужчина тянется к её щеке осторожно, так словно она может в любой момент отшатнуться, и это очень трогательно, хотя, наверное, неуместно после всех тех поцелуев, которыми он осыпал её лицо. Куда ей отступать, после того, как она позволила всё это, и не только позволила, но ещё и сама жалась к мужчине? Любую из своих фей за такое она лишила бы крыльев, обратив в обычную смертную, и, в назидание, выставила бы из монастыря. Что ж, теперь, видимо, ей придётся наказать себя. Рул думает: “Справятся ли феи-сёстры без неё? Кому перейдёт её магия, когда она станет пустышкой? Где она будет жить потом?.. Если, конечно, это потом наступит…”
Несмотря на всё случившееся, она считает себя не в праве лишать Румпельштильцхена выбора: от потерянной тёмной сущности ему остались не только лавка и особняк, но и жена. Мысли отступают, когда её кожи касаются холодные мужские пальцы. Большой прочерчивает по скуле линию.
- Ты плачешь?
Надо же — она и не заметила брызнувших слёз. Это, наверное, от боли, потому что огорчения она не чувствует. Больше нет. Только собственную беспомощность — и вину. Дышать слишком мучительно, Рул ладонью сдавливает собственное горло, чтобы хоть на миг остановить приток воздуха.
Румпельштильцхен, кажется, воспринимает этот жест как-то иначе, и заверяет — уже не так горячо, как несколько часов назад:
- Нас вытащат, Рул, вытащат. Белль не позволит им забыть о нас.
Рул остаётся только кивнуть.
Фонарик стоит на валуне, ставшем теперь берегом, а они скрываются в тьме туннеля. Рул Горм — не боится темноты. Не должна. Но всё же когда тьма становится совершенно непроглядной, она невольно чуть крепче сжимает ладонь Румпа и утешает себя мыслью, что свеча и зажигалка спрятаны у него в кармане брюк. Хотя - их сплетённые пальцы трясутся так сильно, и это внушает некоторые сомнения в том, что в случае необходимости кто-то из них справится с зажигалкой. Здесь, дальше от воды, должно быть хоть немного теплее. Но Рул не чувствует разницы. Наконец они останавливаются, Рул высвобождает руку и наощупь продвигается по запястью, выше, пока не дотягивается до плеча мужчины. Румп гораздо более ловко, словно всю жизнь только и занимался тем, что блуждал в кромешном мраке, укладывает ладонь ей на спину, проводит рукой по дрожащим лопаткам. Тишина режет уши.
- Как ты думаешь, - шепчет Рул и радуется, что вырывающиеся вместе со словами слёзы боли не видны в темноте, - долго мы здесь?
- Ты.. - начинает Румп неуверенно, - я думаю, около суток, не знаю точно. А я… вполовину меньше. Мне так кажется.
Его плечи под её руками ходят ходуном, и Рул думает, что он слабее, чем хочет казаться. Что бы было с ней, если бы он не пришёл? Она была бы уже мертва? Или всё ещё таящаяся в ней магия не дала бы погибнуть и превратила бы её в подобие живого трупа? От этого предположения ей становиться ещё холоднее, хотя казалось бы — куда уж. Она всё ещё фея. И всё ещё чувствует в себе остатки волшебства. И присутствие пыльцы — близко, близко. Она могла бы спасти их, но… Не дотянешься.
- Ты чуть не заснул, - сорванный голос, к сожалению, не мог звучать обвиняюще или строго. - Ты сам говорил, нельзя.
Румп молчит, потом, когда Рул Горм уже думает, что ответа не последует, произносит слегка растягивая слова:
- Не заснул же, - хотя она не может видеть его, но готова поклясться, что он улыбается криво, правой стороной рта.
Они медленно возвращаются к воде, стоят, хлопают себя по бокам, совершают ещё один круг не слишком углубляясь в туннель. Силы у Рул Горм ещё есть, она чувствует, что они на исходе, но чудо — не кончились. Но уже очень скоро… Пусть Румп не смог её вытащить — он старался, и она не винит его в том, что не получилось — но она рада, что он не оставил её умирать в темноте и одиночестве. Рул плотно сжимает губы и кусает себя за щёку изнутри, болью наказывая себя за эти себялюбивые мысли. Она не хочет умирать. Не сейчас, когда, несмотря на холод, боль, тьму, она впервые кажется себе по-настоящему зрячей, хоть и рассматривать здесь особенно нечего, кроме Румпельштильцхена… Румпа… Но главное — ей не хочется, чтобы умирал он. Не хочется — но это кажется почти неизбежным. Если их не найдут в ближайшие часы, они уснут, а уснуть здесь, насквозь продрогшими, означает — не проснуться. Для человека — точно.
- Прости, - срываются с её губ слова.
Он выжимает из себя улыбку, что смотрится жалко и неуместно.
- Мне так стыдно, - продолжает Рул, потому что как бы ни болело горло, эти слова жгут её изнутри. - Ты тут из-за меня, и ты — ты можешь погибнуть.
- Нет-нет, - Румп делает шаг, сокращая расстояние между ними.
Но она не даёт ему договорить.
- Ты тоже думаешь, что мы не выберемся. Что они не успеют. Я вижу.
- Потому что ты фея? - довольно кисло переспрашивает он.
Рул отрицательно мотает головой:
- Просто.
И тогда он в который раз обнимает её, шепчет:
- Не жизнь и была, - и целует её в макушку. Добавляет: - Тебе лучше меньше говорить.
Наверное, он прав. Потому что Рул ощущает, словно ей в горло кто-то насыпал пригорошню раскалённых углей. Но она продолжает своё тихое бормотание:
- Так обидно. Я ощущаю, она совсем рядом, и нет уже никаких преград, кроме реки. Я могла бы спасти нас за десять секунд, но не могу дотянуться…
- Ты о чём? - тускло переспрашивает Румп.
- О волшебной пыльце.
Мужчина отстраняется, разрывая объятия, и, подняв голову, Рул Горм видит, что усталая безнадёжность во взгляде, сменилась лихорадочным блеском.
========== Часть 6. Новое зрение (Глава 1) ==========
…как может что-либо возникнуть из своей противоположности, например разумное
из неразумного, ощущающее из мертвого, логика из нелогического, бескорыстное
созерцание из вожделеющего хотения, жизнь для других из эгоизма, истина из
заблуждений?
Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое
А песок вокруг этого озера, ваша милость, состоит из одних жемчужин, крупных, как галька. Маноло пал наземь и начал загребать жемчуг полными горстями; и тут один из наших провожатых сказал, что это - отличный песок, из него в Офире жгут известь.