Встреча
После долгих размышлений и внутренних препирательств с самим собой, он так и не решил, красиво или отвратительно его лицо.
Я исследовал его физико-аналитическим методом, я гадал на его счёт. Я ловил его чувства. Он же выходила из игры с лёгкостью теннисного мячика, уклонялась, хамелеонил, требовал гарантий. Я покорно погружался в голубую ванну моих представлений и застывал на боку, подобно умершему Будде.
Его бесило моё спокойствие, он плакал, заламывая свои сухие руки, умоляла прекратить эти «экзерсисы духа», цена которым, по его убеждению, была столь страшной, что не имела названия.
— Нет слов… — тихо произносил он, обессилев от плача. — Нет слов.
Я тихо стоял и пытался понять, он думает, что я просто так, разрешу ему убить себя?
— Тебя покарает Бог… — робко произнес я.
— Бога нет, — с отвращением прокричал Мартин. Я ухмыльнулся его словам.
— Так говорил Ницше.
— Ницше всего лишь врун и подлец, — с омерзением прокричал он мне в лицо.
— Почему же? В отличие от тебя, он вечен. А ты всего лишь пустота. Люди сделают все, чтобы никто не знал о тебе. Ты для них отвратителен, — его руки дрожали, я видел, как он волнуется. А я чувствовал себя победителем.
— Он прославился лишь тем, что говорил заумно, но на самом деле — он всего лишь выражал мнение людей, которые боятся их сказать. Он делал вид, что это его слова, поэтому его никто не понимает. Люди боятся, а он всего лишь сыграл на этом. Его не поймут никогда, — его уверенность поразила меня. Несколько секунд назад передо мной был запуганный парнишка, а сейчас это совершенно другой человек.
— Но разве не в этом суть философии? Говорить людям то, чего они боятся. Пытаться объяснить им, то чего они боятся, — я не понимал его. — Я не понимаю тебя.
— Хах, нет, суть философии в другом. Она как математика. Находишь то, о чем люди редко или никогда не задумывались, а потом выводишь из этой мысли теорему, доказательство. Но никак не обыденные вещи заумными словами. О, поверь, меня, как и его никогда не забудут. Но, в отличие от него, меня поймут. Найдутся такие же люди, как и я.
— Я не понимаю тебя, — обессиленно пробормотав, я сел в кресло.
— И не поймешь. Ты всего лишь скот, как и все те люди. Вы не цените прекрасное, вы не цените то, что имеете. Например, как ваше тело. Нет, не оболочка, а внутренности. Вы портите их всем, чем можно. Отрицательными эмоциями, алкоголем, опиумом. Вы делаете все, чтобы забыться. Но никогда не приходите к тому, что можно забыться не только опиумом, который порождает против вашей воли свои эмоции. Искусство. Лишь оно помогает людям насытится чувствами.
— Ты говоришь так, будто бы ты другой. Не такой, как все, — устало проговорил я.
— Я тот человек, который познал искусство. Искусство находит лишь индивидуальных людей. У тебя нет индивидуальности. Ты живешь, как все. Вспомни, как проходит твой день? Утро — работа, день — обед и снова на работу, вечер — прогулка до дома и ужин. А потом ты сидишь и пьешь. Что в тебе такого? Ничего, — его голос надрывался от крика. Он был полон ярости.
— Так зачем ты пришел сюда?! — я встал и заорал. Я не мог сдержать эмоций. Я был взбешен.
— Ты похож на меня, — спокойно проговорил он. От такой неожиданности я уселся обратно в кресло и не мог понять. — Ты похож на меня внутренне. Ты так же одинок. Ты так же страдаешь. А страдание — побуждение к деятельности. Поэтому ты так неистово гонишься за мной.
— Это моя работа, — яростно выкрикнул я.
— Если бы это была просто работа — ты бы уже поймал меня. Мне надо принести в жертву человека, который похож на меня. А ты и есть этот человек, — дрожащей рукой, он достает револьвер и целится в меня.
Раздался выстрел…
Конец
«я ловлю каждый миг прекрасного
в костяной капкан,
моё тело набухает и пульсирует,
я разрушаюсь,
чтобы освободить красоту внутри.»
В комнате стояла тишина. Стояли на полках книги, пустой стакан и два мягких кресла. В этой чертовой комнате стояло все. А я падал.
Я раздираю ногтями лицо до крови и бесформенности, пытаясь разорвать свои границы.
В последний момент я успел перехватить револьвер и выстрелить. Свинцовая пуля прошла сквозь его кожу, разрывая ее, делая глубокую дыру, которая лишает его жизни.
Я убил его. Я убил того, кто был смыслом моей жизни. Только он вернул мне те чувства, которые я потерял со смерти моей жены. Но теперь его нет. Со смертельной тоской в сердце, с ужасом в груди, я сидел и чувствовал, как что-то во мне умирало, увядало, близилось к концу.
Но смерть это всего лишь время. Когда-нибудь он должен был умереть. Это сделал я. Тот человек, который был всем для него, так же как он для меня. Мы были похожи, он не лгал. Время — плоть и кровь смерти; смерть — не череп и не скелет, а часовой циферблат, солнце, летящее сквозь океан разреженного газа. Пока вы дочитали это предложение до конца, какая-то частица вас самого умерла. Смерть — это всего лишь миг. Миг, который переливается в целую вечность.
Из его груди вылетает черная птица с золотым переливом. Она была прекрасна и в тоже время ужасна. Она заставляла сжаться от страха, но в тоже время и восхититься. Это была его душа. Он ушел к своей любви, как и хотел. А я снова остался один.
Пришло отчаяние. То самое, мое любимое. Как же давно его не было. Отчаяние — это всего лишь та цена, которую человек должен заплатить за самопознание. Загляните в самую глубь жизни — и вы увидите там отчаяние. И я понял. Я понял все. Я могу быть с ним! Кто же запретит мне это? Только я.
Часто мне хочется разодрать себе грудь и размозжить голову оттого, что люди так мало способны дать друг другу. Увы, если во мне самом нет любви, радости, восторга и жара, другой не подарит мне их, и, будь мое сердце полно блаженства, я не сделаю счастливым того, кто стоит передо мной, бесчувственный и бессильный. Но сейчас у меня есть шанс все исправить. Если упущу этот шанс, то больше никогда не смогу сделать этого.
— Мало есть истин в этом мире, но вот эта и из их числа: мы никогда не будем жить вместе, в общей квартире — никогда. Даже общего города у нас не будет. Но наши души будут вместе. Две черных птицы. Два близнеца. Только с разными отливами, — я говорил ему это поглаживая по голове. Закрывая глаза, я наложил руки ему на лицо. Мои слезы стекали ему в ухо.
Я беру револьвер и подставляю его к виску. И понимаю, что в нас цветут цветы вместо внутренностей. Вот что он хотел сказать этому миру. Я отбрасываю оружие и беру острый нож. Лезвие проникает в его плоть и разрывает ее. Льется ручей жизни. Моя рука проникает вглубь его истины и достает сердце. Любовь. Аккуратно вырезая розу, я оставляю ее рядом с ним.
Выстрел.
Конец или начало чего-то большего?