— Почему это должно мне показаться смешным?
— Потому что люди, которые рисуют цветы, как правило, делают кучу всякой мазни. Но работы Матильды очень хороши и оригинальны. Она пишет наши кусты шиповника за домом. Из этого у нее получаются почти абстрактные картины.
С большим трудом он снова принял вертикальное положение.
— Мне нужно сделать перерыв. Это слишком болезненно.
Он заранее приготовил этот аргумент, но Лоренс ограничилась тем, что кивнула в знак согласия.
— Давайте на этом остановимся. Вы сегодня хорошо поработали. Не стоит форсировать события.
Он медленно одевался, а Лоренс в это время просматривала даты их будущих сеансов. Покидая кабинет, Франсуа вдруг почувствовал к ней мощный порыв симпатии и благодарности. За последние месяцы он перепробовал множество профессионалов, которые видели в нем лишь клинический случай, обращаясь с научной холодностью, не оставляющей места для малейшего сопереживания. Лоренс же умела слушать и уделяла его душевным ранам столько же внимания, сколько и травмам тела.
— Знаете, я и правда подумаю над вашим предложением.
На ее губах появилась растроганная улыбка.
— Этим вы доставите мне большое удовольствие, месье Вассер, правда.
Франсуа, в свою очередь, улыбнулся, размышляя о том, что иногда, чтобы доставить удовольствие другим людям, бывает достаточно маленькой лжи.
4
Пока муж находился на сеансе массажа, Мари позвонила на станцию техобслуживания. Там все были завалены работой и могли заняться их машиной только после полудня. Чтобы не ездить понапрасну взад-вперед, они решили провести утро в городе и позавтракать в ресторане. Также они воспользовались свободным временем, чтобы сходить на крытый рынок и прогуляться по набережным.
Вот там Франсуа и увидел его снова.
Можно было бы счесть это волей случая или судьбы, но Кемперле один из тех небольших городов, где вы быстро привыкаете на каждом шагу встречать всевозможных знакомых.
Франсуа сразу же узнал его высокий нескладный силуэт. Людовик облокотился на парапет, повернувшись к Лейте, примерно в том месте, где у него самого закружилась голова. Вместо дождевика на нем была заношенная военная куртка. Над ним витало облако сигаретного дыма.
Франсуа легонько потряс за руку Матильду и сделал знак в его направлении:
— Это он.
— Кто «он»?
Ее взгляд блуждал в пустоте.
— Людовик — молодой человек, который помог мне вчера.
Она наконец его заметила.
— Так теперь у него есть имя?
— А разве я тебе не говорил?
— Нет. Или я уже начинаю терять память.
— Подожди меня здесь минутку.
— Франсуа! Ты же не собираешься?..
— Верь мне.
Оставив Матильду в машине, он медленно прошел два десятка метров, отделявшие его от Людовика, даже не представляя себе, что собирается делать.
— Вы меня узнаете?
Молодой человек повернулся и вынул изо рта сигарету. На его губах промелькнула улыбка. Волосы пепельного цвета были острижены почти «под ноль» — Франсуа представлял их себе гораздо длиннее и разлохмаченными. Он был небрит, но волосы на подбородке были такими светлыми, что казались лишь чем-то вроде юношеского пушка.
— Человек со спущенной шиной.
— Я увидел вас издали и… захотел подойти поздороваться.
Франсуа показалось, что собеседник еле заметно наклонил голову, но это могло быть и непроизвольным нервным тиком. Он знал, что с этим человеком нечего и надеяться затеять разговор. Затем, так же неловко, как и в прошлый раз, он вынул бумажник.
— Мне бы хотелось вам… компенсировать то, что я недодал вчера.
И тотчас же он пожалел о своих словах. «Вам компенсировать»… Неужели он не мог найти выражения получше?
— Вы мне уже заплатили. Я вам оказал услугу, вот и все.
Франсуа убрал бумажник, чтобы заранее не обижать своего собеседника.
— Послушайте, так получилось, что в последнее время у меня небольшие проблемы со здоровьем и я больше не в состоянии заниматься своим садом, как раньше.
— Вы хотите меня нанять, да?
Эти слова были произнесены все тем же безразличным тоном, в котором не слышалось никакого особенного воодушевления.
— Если вы свободны для некоторых садовых работ, то окажете мне услугу. Ничего особенно сложного: лужайка нуждается в том, чтобы ее подстригали, живые изгороди ничего не будут иметь против хорошего ухода…
Во взгляде молодого человека что-то изменилось. Без сомнений, он предпочитал «говорить о делах», чем терпеть этот ужасающий снисходительный тон, в который Франсуа позволил себе впасть.