— Это вам.
Франсуа открыл глаза.
Он стоял напротив него, закрывая от него солнечные лучи: Ле Бри — ближайший сосед. Низкорослый мужчина с крепким телом, несмотря на то что уже разменял восьмой десяток, с рублеными чертами лица и узким прямым носом, выступавшим вперед, будто корабельный ростр. На нем был рабочий комбинезон — изношенный, слишком большой для него и выпачканный во многих местах. Судя по виду, сосед пришел прямо с поля.
Франсуа торопливо попытался прийти в себя. Ле Бри протянул ему письмо, которое крепко сжимал пожелтевшими пальцами.
— Снова почтальон ошибся?
— Снова…
Франсуа взял конверт. Телефонный счет. «Франсуа Вассер». Его имя было отпечатано прямо на месте адреса. Не проходило и двух недель без того, чтобы его почту не опускали в ящик соседа. Бесспорно, людям свойственно ошибаться, но Франсуа подозревал, что почтальон облегчает себе работу, чтобы не идти к его дому, находящемуся в конце разбитой дорожки.
Как только он оперся на подлокотник кресла, чтобы встать, Ле Бри покачал головой, предостерегающе поднимая руку.
— Не беспокойтесь. У меня нет времени тут оставаться. Надо помочь сынку.
Франсуа всегда раздражали эти бретонские словечки, которыми сосед буквально усеивал свою речь. Pennher… его единственный сын.
— Не хотите ли стаканчик вина? Матильда готовит обед и…
Сосед чуть суховато оборвал его:
— Не в этот раз.
— В любом случае спасибо. Вам не стоило так беспокоиться. Достаточно было позвонить, и мы бы зашли.
— Я не особенно люблю телефон. Предпочитаю ходить.
Ферма Ле Бри находилась примерно в пятистах метрах отсюда. Сельскому труженику было достаточно пересечь поле, чтобы пешком добраться до его владений.
— Очень жаль, что пришлось вас потревожить.
— Вашей вины тут нет. Ну, я пошел.
Но, вместо того чтобы уйти, Ле Бри неподвижно замер, глядя на Франсуа пронзительными голубыми глазами, от взгляда которых становилось немного не по себе. По правде сказать, несмотря на хмурый вид, Ле Бри всегда оказывал ему любезность и не давал повода жаловаться на свое соседство. Франсуа всегда воображал себе, что этот человек от земли, крестьянин, который уже более полувека трудился на ферме, с некоторым презрением смотрел на «интеллигентишку», которым он, собственно говоря, и являлся.
Поскольку тот продолжал стоять и не шевелиться, Франсуа заговорил о первом, что пришло в голову:
— Во всяком случае, сегодня славная погода! Я этим пользуюсь, чтобы немного подышать воздухом…
Почему он словно извиняется за то, что наслаждается отдыхом в своем собственном саду? Подняв глаза, Ле Бри поправил свою фуражку.
— Моя мать всегда говорила: прежде чем сказать, что день был хорошим, дождись сперва ночи.
Выдав эту максиму, он повернулся и направился прочь, по пути добавив:
— Берегите себя.
Франсуа просмотрел электронную почту Находившееся между обещанием снизить налоги и предложением, касающимся мобильного телефона, это письмо сразу привлекло его внимание. Он отметил про себя, что Матильда его не читала, в то время как другие отмечены как «прочитанные». Он кликнул мышкой на имя отправителя. На экране высветилось множество принятых в течение более трех месяцев посланий и ответов на них. Последнее из них он просмотрел по диагонали, не задерживаясь на формулировках, которые уже знал наизусть. Не дочитав письмо до конца, он закрыл почту.
— Что же он хотел?
Матильда была занята; она накрывала на стол в кухне. У нее имелась неприятная черта: привычка судить о людях по первому впечатлению. После никакие слова и поступки были не в состоянии изменить однажды составленное впечатление о человеке. Матильда очень не любила Ле Бри; ее раздражали его манера делать длинные паузы и вечно насупленный вид.
— Проблема с доставкой почты.
— Это становится обычным явлением! Уже сколько раз в этом месяце?
— Думаю, два. С сегодняшним случаем уже три.
— И при этом у почтальона хватило наглости заявиться сюда и предлагать новогодние календари…
Франсуа открыл посудный шкаф, где были расставлены стаканы.
— Завтра я пойду на почту и постараюсь все уладить. Ты права, в конце концов, это уже начинает действовать на нервы.
Эту фразу он произнес серьезно и со всей возможной убежденностью, в глубине души, будто сорокалетний, посмеиваясь надо всей этой историей с почтальоном.