Он должен поговорить с капитаном. Однако как его найти? К тому же, поскольку тело Тимоти исчезло, какие претензии он может предъявить капитану?
Корабль вернулся. Он должен был отплыть отсюда в пятницу. Точнее, не он один, а все они вчетвером: он сам, Тимоти, Ред и Олли. Но на этот раз одного из четверки не будет. А может, не только одного, если Реда и остальных членов команды нет на борту. Черт, кто-то должен был управлять судном и доставить груз. И Ред должен быть здесь.
Если этот пьяный ублюдок имеет хоть какое-то отношение к смерти Тимоти, он, Эван, сразу же отправит его на тот свет. И тогда они с Олли вдвоем выполнят работу за четверых… но месть того стоит. Если даже капитан заставит их идти под парусом вместе с парочкой прохвостов с какого-нибудь другого корабля. С такими головорезами всегда опасно иметь дело. Даже пиратам.
Однако следует действовать по порядку. Прежде чем заняться убийцей Тимоти, он должен выяснить, кто его убил.
Нет ни единого шанса потолковать с капитаном до полуночи в пятницу, когда тот приедет дать последние распоряжения. Зато Ред куда более предсказуем! Если он не в море, значит, искать его надо в ближайшей таверне.
Эван направился к сходням, спускавшимся на каменистый пол пещеры. Бросив последний мрачный взгляд на разочаровавшую его пустую каюту для команды, он сошел с корабля на землю и зашагал назад в Борнмут.
В девять утро зловонном, скудно освещенном зале таверны «Акулий зуб» находилось с полдюжины разношерстых завсегдатаев этого заведения.
Двое отъявленных городских пьянчужек сидели напротив служанки, которая заснула, положив голову на грязный круглый стол.
Местный судья, прислонившись к стойке, о чем-то шептался с барменом. Возможно, он пытался уговорить Салли не открывать таверну до полудня, чтобы обуздать утренние порывы народа к пьянству. Господи, как же Эван ненавидел самодовольных лизоблюдов, которые должны олицетворять дух и букву закона! Судья принадлежал к их числу.
Поскольку Реда среди публики не было, Эван уже собрался было повернуться и уйти, если бы Салли не поднял в это мгновение глаз и не заметил его.
— Ботуик! А твой бр… Хочешь виски?
Эван поморщился. Пьяный глупец явно собирался спросить у него, привез ли он очередную партию контрабандного французского бренди. В присутствии судьи! Господи! Из-за Салли их обоих могут повесить за измену.
— У меня виски с собой. — Эван выразительно похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане лежали пули, а вовсе не фляга со спиртным.
— Святой Господь! — Салли навалился животом на стойку. — Что с тобой случилось, черт побери?
Эван грубо выругался, из-за чего судья медленно повернулся к нему. Эван от злости заскрежетал зубами, однако ничем не показал своего раздражения.
Преисполненный лицемерной святости взгляд Гордона Форрестера пробежался по волосам Эвана, засыпанным песком, по пальто, покрытому белесыми пятнами морской соли, по ногам без чулок. Можно не сомневаться: он уже ломает себе голову над тем, как бы это заключить Эвана в тюрьму за подобный беспорядок в одежде.
— Упал с причала, — ответил Эван, усаживаясь на высокий барный табурет. Его выразительная улыбка словно говорила Форрестеру: «Не трогай меня!» — Ты видел Реда в последнее время?
— Не-е, — протянул Салли, наливая себе виски. — Его уже с неделю тут не было, и я понятия не имею, где пропадает этот бездельник. У меня складывается впечатление, что каждое новолуние он встает и…
— Может, он оборотень? — перебил его Эван. Помилуй их, Господь! Ну как Салли не понимает, что Ред входит в команду Эвана, а значит, при судье, лучше лишних разговоров не заводить? — Вот что: я передумал. Плесни-ка мне виски. — Он повернулся к Форрестеру: — Ну, как дела, судья? Угостить вас виски?
Судья отшатнулся от стойки и покачал головой.
— Отвратительная привычка — пить, — заявил он.
Кто бы спорил! Именно поэтому сам Эван так любил выпить. Он осушил свой бокал одним глотком.
Форрестер встал, несколько долгих неприятных мгновений молча смотрел на Эвана, потом приподнял шляпу, прощаясь с Салли, и вышел из заведения.
— Что это с ним сегодня? — спросил Эван, подталкивая пустой бокал бармену. Грязное стекло так и липло к пальцам.
— Понятия не имею, — ответил Салли. — Но он ушел из-за тебя.
— Хуже зануды-трезвенника, да еще в баре, не придумаешь, — заметил Эван. — К чему приходить сюда, если ни глотка спиртного в рот не берешь!
— Сегодня он туг не единственный, кто не пил ни глотка. — Салли кивнул в угол: — Вон девчонка за столом. Не потратила ни фартинга.
С каких это пор в питейных заведениях Борнмута появились такие клиентки?
Эван повернулся, чтобы внимательнее присмотреться к девушке, которую он принял за служанку. При тусклом свете можно было разглядеть лишь ее силуэт, но Эван был готов поставить на кон груженную французским бренди баржу, что ему известно, кто эта таинственная незнакомка.
— А зачем ты накачал ее спиртным, если она не платила?
— Не делал я ничего такого! Она заявилась сюда, бледная как полотно, дрожа с головы до ног, и сама рухнула на стол. С тех пор и лежит тут, как труп.
Если бы Эвану уже не было известно, что лондонские леди не только невыносимы, но еще и причиняют куда больше неприятностей, чем они того стоят, эти слова вполне убедили бы его. Конечно, он ей много чего наговорил утром, но он не мог довести ее до такого состояния.
— Два виски! — приказал он.
Салли налил две солидные порции.
Эван понес спиртное к столу. Неприятный запах, царивший в таверне, исчез, едва он приблизился к Сьюзен. Отлично! Отодвинув от стола стул, Эван сел рядом с ней. Она пахнет жасмином!
— Кажется, я велел вам не ходить за мной, — сказал он.
Она рывком подняла голову со стола, но на этот раз в ее взгляде не было огня. Сьюзен посмотрела прямо на Эвана — такими же пустыми глазами, как у Тимоти.
Эван помедлил. Что-то тут не так. Он мрачно взглянул вслед двум пьянчужкам, которые только что вышли из-за стола. Есть женщины, которых можно трогать, а есть те, к которым прикасаться нельзя. Пьянчужкам это было известно не хуже, чем самому Эвану. Если один из этих глупцов хоть пальцем притронулся к дебютантке, которую неизвестно какими ветрами занесло сюда, он ему все его мужское хозяйство отрежет.
Мужчины, словно прочитав его мысли, быстро закивали в знак того, что не имеют никакого отношения к мисс Стэнтон и ее состоянию. Отлично.
— Пейте!
Эван хотел просто поделиться с ней виски — если, конечно, ему удалось бы уговорить ее стлать глоток, — но теперь в этом, кажется, возникла медицинская необходимость. Он подтолкнул к ней оба бокала.
Ее рука приподнялась, скользнула к его руке, прикоснулась к ней, а потом крепко сжала. Ее пальцы были холоднее морской воды. Когда она дотронулась до него, ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами.
Черт побери! Он не любит, когда женщины плачут, а особенно когда они плачут на людях.
— Вставайте! — Он помог ей подняться. — Давайте выйдем отсюда.
Не замечая его руки на своей талии, Сьюзен, покачиваясь, поднялась и, спотыкаясь, направилась к двери. Эван бросил на бармена убийственный взгляд.
— Клянусь! — нервно заговорил Салли. — Никто ее тут и пальцем не тронул, и она не выпила ни глотка.
Когда она зашаталась на верхней ступеньке, крыльца и едва не свалилась в песок, Эван со вздохом взял ее на руки, и Сьюзен, дрожа, обхватила его за шею. Однако на этот раз она дрожала не из-за его прикосновений, понимал Эван. Пока что.
Если бы только он знал, что лучше для них обоих, то отнес бы ее назад в Мунсид-Мэнор и запер бы в отведенной ей спальне.
Светло-голубые глаза с тревогой смотрели на него из-за залитых слезами стекол очков.
— Куда вы меня несете? — спросила Сьюзен.
Эван сдался. А ведь он никогда не принадлежал к числу тех, кто совершает хорошие поступки.
— К себе домой, — ответил он.
Сьюзен никогда и в голову не приходило, что мужчина понесет ее на руках по улице, причем при свете дня он будет больше походить не на джентльмена, а на разбойника.