В английском языке не оказалось достаточно выразительных слов, чтобы описать тот ужас, который в нем пробудила такая картина.
– Я и не поверил. У лорда Питера отвратительный почерк. Но что-то не совсем необычное все же случилось. Тандроу, у которого почерк вполне ясный, сообщил мне, что вас вышвырнули из Общества садоводов. – Беннингтон не сдержал радостной ухмылки. – Весьма сожалею об этом.
– Это было просто недоразумение. Я бы мог восстановить свое членство, если бы счел нужным.
– А вы можете не счесть?
Паркc пожал плечами. Мысль о возвращении в Лондон казалась еще неприятнее, чем раньше, но через несколько месяцев матушке наверняка захочется снова повидаться со своими друзьями-художниками. А его… жена, возможно, захочет туда поехать. Ему следует помочь ей найти свое место в светском обществе, особенно потому, что их брак был и, по-видимому, остался предметом сплетен.
– Со временем, пожалуй, сделаю это.
Беннингтон улыбнулся и принялся рассматривать книжные полки. Паркc вперил взор в ковер.
Что ему предпринять в отношении жены? Дверь между их комнатами с тем же успехом могла стоять заколоченной.
Ей не хотелось выходить за него. Ей хотелось найти титулованного мужа, чтобы не отставать от титула, который заполучила ее сестра. Ей просто не повезло, что леди Данли застала ее в саду Палмерсонов именно с ним. Не случись этого, она была бы сейчас виконтессой. И хотя она, переодевшись мужчиной, отправилась на заседание Общества садоводов, что само По себе возмутительно, она могла бы незаметно сбежать, не тискай он ее на глазах у половины света.
Это он виноват в том, что она обречена оставаться просто миссис Паркер-Рот.
Клейборн заглянул в кабинет:
– Милорд, леди Беннингтон готова ехать.
– А! Спасибо, Клейборн! – Беннингтон бросился к двери. – Рад, что мы смогли немного поговорить, Паркер-Рот. Все уладили, а?
– Ну…
Беннингтон удалился, и Паркc остался один.
Неужели Беннингтон считает, что он мог бы стать объектом его сексуальных домогательств? Невероятно, но весь Лондон думает именно так.
Ему необходимо поговорить с Мэг.
Он вышел из дома через боковую дверь и отправился в главную теплиду.
Не имеет значения, что Мэг мечтала о титуле. Теперь она замужем за ним. А он женат на ней. У них нет выбора: им надо постараться сделать все возможное, чтобы их брак был терпимым.
И первый шаг должен сделать он. Ему надо просто открыть чертову дверь между их комнатами. Всю последнюю неделю Мак грозился, что сам ее за него откроет.
Ему не хочется этого делать.
Что с ним все-таки происходит?
Дело не в том, что Мэг ему нежеланна. Господи, ему приходится принимать несколько рюмок бренди, чтобы заснуть, а потом он просыпается среди ночи весь налитой желанием. А его сны…
Лучше о них не думать.
Ему даже нельзя обратиться к Кэт, чтобы получить облегчение. И не только потому, что это было бы нарушением супружеских обетов, – Кэт нашла ему замену. Он зашел к ней, чтобы сказать, что между ними все кончено, и, чтобы смягчить причиненную ей боль, подарил купленное в Лондоне бриллиантовое колье. И тут узнал, что она собирается замуж за кузнеца.
Неужели он никому не нужен?
Паркc вошел в теплицу и жадно вдохнул теплый влажный воздух, полный успокоительных ароматов почвы и растений. Но сегодня он не почувствовал успокоения.
– Какого черта ты сюда явился, Джонни?
Томас Макгилл хмуро посмотрел на него от стола для пересадки рассады.
– Это моя теплица, Томас. Полагаю, что имею право находиться здесь, если захочу.
Макгилл хмыкнул и снова занялся пересаживанием фуксии. Паркc осмотрелся. Его ждет работа – масса работы… Просто он не может решить, за что взяться в первую очередь.
– Как новые растения?
– Прекрасно. – Томас адресовал ему презрительный взгляд. – Лучше, чем твоя молодая жена, если послушать Уильяма.
– Томас! – Впервые Паркc подумал о том, что есть минусы в том, что его старший садовник является братом-близнецом его камердинера. – Моя жена не должна интересовать ни тебя, ни твоего брата.
– Но она должна интересовать тебя, Джонни.
– Томас…
А еще он готов был пожалеть о том, что не проявил должной предусмотрительности и не нанял вышколенных английских слуг, а не этих выскочек-шотландцев.
– Она вчера заходила сюда.
– Правда? – Ему следовало бы провести Мэг по своим садам. Ей это должно доставить удовольствие. – Ну, тут нет ничего удивительного. Мэг очень хорошо разбирается в растениях, как ты мог убедиться.
Макгилл кивнул:
– Угу, это я увидел. И увидел еще кое-что.
Почему у него сразу возникло нехорошее предчувствие? Макгилл выглядел чересчур серьезным: настоящий мрачный шотландец.
– И что же?
– Твоей жене нерадостно, Джонни.
Парксу показалось, что ему нанесли удар под дых.
– Ну, Томас…
Макгилл гневно сверкнул глазами.
– Я знаю, что я Томас, Джонни. Твоя свадьба была три недели назад. Тебе надо бы окучивать не только розовые кусты.
– Мэг, можно мне с тобой поговорить?
– Конечно, миссис… э-э…
Зови меня матушкой, милая. – Миссис Паркер-Рот похлопала Мэг по руке. – Я отношусь к тебе как к дочери.
– Э… Л-ладно, м-матушка.
– Давай пройдем ко мне в ателье. Там мы сможем уютно поболтать, не опасаясь, что нам помешают.
Помеха могла бы оказаться кстати – в зависимости от темы их разговора, но Мэг пошла с ней без возражений.
Ателье миссис Паркер-Рот оказалось декоративным коттеджем на дальней стороне декоративного озера.
– Джон – я имею в виду моего мужа Джона – часто приходит сюда, чтобы сосредоточиться на своих сонетах, – рассказывала миссис Паркер-Рот, пока они шли к строению. Оно оказалось больше, чем дом викария в приходе ее отца. – Он говорит, что прогулка помогает ему освежить голову и заставляет всех остальных хорошенько подумать, действительно ли им требуется его внимание. Когда дети были маленькими, они прибегали к нему, чтобы он рассудил их ссоры. Но когда добирались до озера, то отвлекались. Девочки задерживались, чтобы набрать букеты диких цветов, а мальчики принимались швырять камушки. Это избавило Джона от массы помех.
Миссис Паркер-Рот извлекла из кармана большой ключ и открыла дверь.
– Мне нравится, что я могу здесь оставлять мои картины. – Она усмехнулась: – И, откровенно говоря, Джонни считает, что многие из моих картин не следует показывать детям. – Она рассмеялась: – Вообще-то их никому не следует показывать. Джонни так легко смутить!
Мэг прошла следом за миссис Паркер-Рот в сумрачную прихожую. Ее обволокли запахи бумаги, чернил, краски и скпидара.
– В той стороне кабинет моего мужа. Как видишь, он намного просторнее, чем тот, который в доме..
Он действительно оказался гораздо просторнее – и был гораздо более захламленным.
– А вот мое ателье.
Мэг обвела взглядом большое чистое помещение, залитое солнечным светом. Вдоль стен стояли холсты.
– Хочешь посмотреть, над чем я сейчас работаю?
– Да, спасибо.
Почему у матушки Джона в глазах появился такой озорной блеск?
Миссис Паркер-Рот сдернула простыню, наброшенную на большую картину в центре комнаты. На картине был изображен нагой мужчина, полулежавший на шезлонге. Его ноги были небрежно согнуты, демонстрируя его… Ну, к счастью, эта деталь его анатомии была пока только намечена несколькими штрихами. Внимание Мэг переместилось на лицо джентльмена.
Боже правый! Она зажмурилась. Не может этого быть! Она чуть приоткрыла глаза. Да это ее свекор.
На лице его было написано желание.
Свекровь весело рассмеялась.
– Я уже несколько недель пытаюсь закончить эту картину, но… ну… я… гм… – К счастью, она снова набросила на картину простыню, но, к сожалению, указала на тот самый предмет мебели с красно-золотой обивкой, стоявший у стены. – Я отвлекаюсь.