Вероника Аркадьевна. Зачем вы так?
Леонид Сергеевич. Потому что вы не хотите смотреть в глаза правде. А когда посмотрите, поймете, что мы всего лишь защищаемся. Мы с вами стоим против неумолимого порядка вещей. Против жестокой и равнодушной молодости. Мы имеем право мстить. За погубленные надежды. За отнятые у нас возможности.
Вероника Аркадьевна(в каком-то трансе). Она была гораздо моложе, да. Конечно, он к ней ушел. К этой девке.
Леонид Сергеевич. Вот видите! Мы им покажем, да! Они еще будут проситься в мой журнал! Унижаться, льстить. Хвалить мои стихи. Хотя бы читать их. А на презентацию позову весь актив нашего совписа. Пусть им будет стыдно. Хотя им, конечно, не будет. Им лишь бы пожрать за чужой счет. Фуршетники, быдло.
Вероника Аркадьевна. А ведь на какой-то миг, на какой-то краткий миг мне показалось… Почему тонким интеллигентным мужчинам нравятся такие вульгарные девки? Наваждение, одержимость. Блондинка? Не смешите меня! Крашеная лживая тварь. Все ложь, одна только ложь.
Леонид Сергеевич. Я еще подумаю, печатать их или нет. Для начала обращусь к кому-то с именем. Чтобы репутация. И потом, главные редакторы толстых журналов тоже ведь стихи пишут. Им же надо где-то печататься. Мы с вами еще поборемся! Мы отомстим! Мы заставим себя уважать!
Вероника Аркадьевна. Тише, умоляю вас…
Леонид Сергеевич. Знаете, а в домике у моря очень хорошо пишется. Под шум волн. Шторм, зима, на стеклах дрожат брызги. А в домике горит камин… И так, знаете, хорошо смотреть из теплой комнаты на бушующее море. На чаек, что носятся над волнами как снежные хлопья… Мы с вами могли бы…
Вероника Аркадьевна(шепотом). Что?
Леонид Сергеевич. Нам не обязательно делить эту сумму. Ее можно и не делить. Вы меня понимаете?
Вероника Аркадьевна. Боже мой, это так неожиданно! (Кокетливо.) Мне надо подумать.
Какое-то время сидят молча.
Леонид Сергеевич. Так что же?
Вероника Аркадьевна(решительно). Давайте (берет пузырек). Но вы уверены, что это недомогание только на пару дней?
Леонид Сергеевич. Абсолютно. А теперь вы меня не видели, я вас не видел.
Свет гаснет и загорается в другом месте, Варя сидит под торшером и читает книжку. Подходит Костя.
Костя. Ничего, если я присяду?
Варя. Нет, что вы.
Костя. Что ты читаешь? Можно же на «ты»?
Варя. Можно. Не отпускай меня. В смысле, Исигуро.
Костя. Не читал. Фильм, правда, видел. С Кирой Найтли.
Варя. А я давно хотела почитать, но не получалось как-то. То одно, то другое. Времени не хватает.
Костя. А тут полно времени.
Варя. Когда нечем себя занять, это ужасно. Это как в чужом городе. Люди сидят за столиками, смеются. Загораются окна… А ты ходишь, смотришь, как другим хорошо. И невольно начинаешь думать о всяком. О жизни. О смерти. Об одиночестве. Большие вещи всегда почему-то очень грустные. Никто никогда не веселится в чужом городе. Так, притворяется. Чтобы не казаться лузером. Ходит, делает селфи…
Костя. Тут тоже все врут.
Варя. В смысле?
Костя. Про то, что сделают с этими деньгами. Ну, почти все. Может, тот, что за ипотеку собрался заплатить, не врет. Да и то… С такой хитрой мордой, и ипотека?
Варя. И ты врал?
Костя. Ну, вообще-то да. Понимаешь, я в Стэнфорд прошел. И написал в анкете, что сам могу оплатить обучение. Так было больше шансов.
Варя. А зачем ты тогда про больную маму?
Костя. Потому что люди не любят успешных. Люди любят несчастных. Люди любят, чтобы другим было плохо. Жалеть гораздо приятней, чем завидовать. А тебе зачем эти деньги?
Варя. Я же сказала, на приют для собак.
Костя. Нет, на самом деле?
Варя. На самом деле. Я давно уже этим занимаюсь. Ну, не одна, с другими волонтерами. И мы подумали, почему бы не попробовать? Что мы теряем? Ну, позорище, конечно, все эти конкурсы, но передержка такая дорогая. И отправка за рубеж. Боксы, прививки, паспорта. Не понимаю, почему они не взбунтуются? Почему не убегут? Почему позволяют вырезать у себя органы?
Костя. Кто? Какие органы?
Варя. Эти клоны. У Исигуро.