Как правило, я спускаюсь в кухню на завтрак около половины девятого утра, но в этот вторник пришел пораньше, в начале девятого. Я собирался было сразу пройти к маленькому столу, где на подставку для чтения Фриц успел положить мой номер «Таймс», но, памятуя о том, что спешка хороша лишь тогда, когда промедление смерти подобно, я заставил себя обменяться приветствиями с Фрицем, получил стакан с апельсиновым соком, взболтал его и сделал пару глотков. Затем подошел к столу и взял газету. Интересно, увижу ли я заголовки «УБИЙСТВО ЙЕГЕРА РАСКРЫТО»?
Не увидел. Заголовок гласил: «ЗАСТРЕЛЕН КРУПНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ». Я сел и сделал очередной глоток.
Итак, за стаканом апельсинового сока, гречишными блинами, колбасой, черносмородиновым джемом и двумя чашками кофе я прочел как «Таймс», так и «Газетт». Здесь я, пожалуй, пропущу мелкие детали вроде имен мальчиков, которые обнаружили труп. Их имена назывались в газете, чего вполне достаточно, да и в любом случае я сильно сомневаюсь, что они читают книжки. В Йегера стреляли один раз, чуть повыше правого уха, с близкого расстояния, и он умер мгновенно. Осматривавшие труп в 19:30 эксперты установили, что смерть наступила примерно 16–24 часа назад. Следовательно, Йегера могли убить между 19:30 в воскресенье и 03:30 в понедельник. После вскрытия время смерти можно будет установить более точно. Весь понедельник в траншее на Восемьдесят второй улице никто не работал, поскольку ремонтные работы на какое-то время прервали, поэтому тело могли скинуть в яму и в воскресенье ночью. Ну а брезентом его уже потом, возможно, накрыли рабочие. Полиции не удалось найти никого, кто видел бы Йегера живым где-то поблизости или слышал бы звук выстрела, следовательно, его могли убить в другом месте, а затем привезти тело сюда.
Энн, дочь Йегера, находилась в Беннингтонском колледже, а сын, Томас Г. Йегер-младший, работавший на заводе «Континентал пластик продактс», – в Кливленде. Йегер с женой уехали из Нью-Йорка в пятницу вечером на уик-энд в деревню к друзьям, но Йегер вернулся в город в воскресенье во второй половине дня, а его жена – только в понедельник утром. Таким образом, в воскресенье днем в доме Йегеров на Шестьдесят восьмой улице никого не было. Никто не знал о передвижениях Йегера после того, как он в воскресенье в 17:02 сел в Стамфорде на поезд до Нью-Йорка.
Полиция до сих пор никого не арестовала, а окружной прокурор заявил, что расследование продолжается.
На фотографии, опубликованной в «Таймс», Йегер улыбался широкой улыбкой политика. В «Газетт» также были напечатаны две фотографии: перепечатка с фото, которое я уже видел у Лона в кабинете, и снимок распростертого на краю ямы тела. Вырезав одно фото из «Таймс» и одно, прижизненное, из «Газетт», я положил снимки в блокнот.
В 8:51, допив кофе и поблагодарив Фрица за завтрак, я сказал, что не знаю, вернусь ли домой к ланчу, после чего поднялся на второй этаж к Вулфу. На столике возле окна я увидел поднос с пустой посудой, рядом лежал номер «Таймс». Вулф стоял перед зеркалом над комодом и завязывал галстук. Поскольку каждое утро Вулф прямо из своей комнаты отправляется в оранжерею, я вообще не понимаю, зачем ему галстук. Возможно, это было своеобразным проявлением галантного отношения к орхидеям. Пробурчав: «Доброе утро», Вулф поправил галстук и повернулся.
– Я пошел на дело, – сказал я. – Указания будут?
– Решай сам, – ответил Вулф.
– Нет, сэр. Это было вчера. Так вы меня туда посылаете или нет? У вас масса возможностей, если только вы не припасли для меня кое-что еще. Йегер был уже мертв по крайней мере четырнадцать часов, когда к нам явился этот придурок. Записи того, что он говорил, вы найдете в ящике моего письменного стола. Сколько я могу взять на расходы?
– На твое усмотрение.