– Обед готов, сэр. Петрушка завяла, так что я использовал шнит-лук.
– Посмотрим.
Вульф отодвинулся вместе с креслом от стола и встал.
– Перец?
– Нет, сэр. Я решил, что не пойдет – с шнит-луком.
– Согласен, но посмотрим.
Я вслед за боссом вышел из кабинета и проследовал через прихожую в столовую. Когда мы расправились с моллюсками, Фриц подал первую порцию кнелей, по четыре на брата.
Когда-нибудь я проверю, сколько дней подряд не приедаются кнели из говяжьего костного мозга, толченых сухарей и яиц, приправленные петрушкой (а сегодня шнит-луком) и тертой лимонной цедрой. Фриц варит их четыре минуты в крепком мясном бульоне. Если бы он опускал в бульон сразу все кнели, то после первых восьми – десяти получалась бы каша. Но Фриц отваривает их по восемь зараз, так что они не теряют формы.
Мозговые кнели – одно из нескольких блюд, при поглощении которых я иду с Вульфом ноздря в ноздрю до самого финиша. И именно на них я возлагал свои надежды, когда сделал вид, будто пропустил мимо ушей его решительный отказ встречаться с найденными мною клиентами. Кнели из костного мозга приводят человека в такое расположение духа, что он готов встретиться с кем угодно. И они сработали!
Когда Вульф доел салат и мы вернулись в кабинет, куда Фриц подал нам кофе, в дверь позвонили. Я вышел в прихожую посмотреть, кто пришел, и сообщил патрону:
– Мег Дункан. Мы, по крайней мере, могли бы получить с нее за портсигар. Скажем, пару долларов?
– Черт бы тебя побрал! – гневно сверкнул он на меня глазами, ставя чашку на стол. – А если убила она? Зачем нам это? Ну хорошо, веди, раз пригласил. У тебя на все пять минут.
Я вернулся в прихожую и отворил дверь. Особа, переступившая порог, одарила меня улыбкой, способной растопить ледник. Какая там обыкновенная тридцатилетняя женщина с довольно правильными чертами, в простеньком сером костюме и шляпке без затей…
Над лицом нашей гостьи поработал профессионал, и носила она его тоже профессионально. Может, ее платье и жакет и не были сногсшибательными, но простенькими я бы их тоже не назвал. А говорила она голосом ангела, готового на недельку сложить с себя многотрудные обязанности, если получит заманчивое предложение.
Все эти приемчики она испытала не только на мне в прихожей, но также и на Вульфе, когда я сопроводил ее в кабинет. Он встал, наклонил голову на одну восьмую дюйма и указал ей на кресло, обитое красной кожей.
Тут она улыбнулась в полную силу. Пусть и профессиональная, улыбка у нее, черт возьми, была что надо.
– Я знаю, что вы, мужчины, вечно заняты важными делами, – проворковала она, – поэтому не стану отнимать у вас время. – И спросила, обращаясь уже ко мне: – Вы нашли его?
– Он его нашел, – ответил за меня Вульф и опустился в кресло. – Садитесь, мисс Дункан. Я люблю, чтобы глаза собеседника находились на уровне моих глаз. Возможно, нам придется кое-что обсудить. Если вы удовлетворительно ответите на два-три вопроса, то получите свой портсигар, уплатив мне пятьдесят тысяч долларов.
Улыбка сошла с ее лица.
– Пятьдесят тысяч? Фантастика!
– Садитесь, пожалуйста.
Она взглянула на меня, убедилась, что в данный момент я просто детектив за работой, присела на краешек кресла, и сказала:
– Вы ведь это не всерьез? Этого не может быть.
Вульф наблюдал за ней, откинувшись на спинку кресла:
– И всерьез, и нет. Мы оба – я и мистер Гудвин – оказались в весьма странном и довольно щекотливом положении. На известной вам улице, около известного вам дома в траншее найден труп мужчины, умершего насильственной смертью. Это был человек со средствами, занимавший высокий пост. Полиция не знает об апартаментах, которые убитый устроил себе в этом самом доме. Вообще не подозревает, что он имел какое-то отношение к дому. Однако мы знаем и собираемся извлечь выгоду из нашего знания. Не думаю, что вы знакомы со статьями о сокрытии улик. Это может даже…
– Мой портсигар никакая не улика!
– А я ничего такого и не говорил. Это может даже потянуть на соучастие в убийстве. Закон в некоторых своих положениях трактуется довольно туманно, но не во всех. Сознательное хранение и утаивание вещественного доказательства, которое помогло бы найти преступника или доказать его вину, разумеется, будет считаться сокрытием улики. Но слова могут рассматриваться как доказательство, а могут и не рассматриваться. Последнее вероятнее. Если бы вы сейчас мне сказали, что пришли в ту комнату воскресным вечером, обнаружили там труп Йигера и с помощью мистера Переса вынесли тело из дома и опустили в траншею, это не посчитали бы доказательством. Меня не смогли бы привлечь к ответственности за то, что я не стал сообщать о вашем признании полиции. Я бы просто поклялся, что принял ваши слова за ложь.