— Там у них штаб, — хмуро сказал он. — Там и требуйте.
Адрес оказался знакомым: Тюильри.
Майора, который недавно выдержал напор министра, прокурора и подполковника, на месте не было. Вместо него сидел целый полковник протекторианцев, который внимательно прочитал все бумаги Аслана, выслушал его с живейшим сочувствием и спросил:
— Ты что, капитан, один поедешь?
Аслан неслышно вздохнул.
— Все на заданиях.
— Рассказывай, конечно, — сказал подполковник. — Разбежались как крысы с корабля, а? Сколько уже уволилось? Половина или больше?
Аслан молчал. Полковник кивнул.
— Молодец, так держать. У нас во флоте тоже не любили, когда про свой корабль… Куда командировка-то, говоришь?
Аслан лишь моргнул. Полковник ещё раз кивнул удовлетворённо.
Внезапно дверь распахнулась, и раздался звонкий голос:
— Вызывали, господин полковник!
Какой-то щекастый лупоглазый рыжий тип с чудовищным количеством веснушек и косо сидевшей формой королевской службы охраны вытянулся во фрунт. На спине у типа висел большой продолговатый то ли футляр, то ли мешок почти с него ростом.
— Да что ж ты орёшь-то так! — закричал полковник. — Не видишь, я занят! С человеком разговариваю! Понаберут тут, понимаешь, из леса всякую деревенщину! Ни выучки, ни строя, ни шага! Пшёл вон и жди там!
Рыжий, всю тираду панически глядевший то на начальство, то на Аслана, исчез, будто и не было.
— Дверь! — заорал полковник. Дверь бесшумно закрылась. Полковник мрачно поглядел на Аслана и сказал:
— Такое у нас пополнение. Вот тебе разрешение, мобили стоят за дворцом под навесами. Заберёшь свой, возврат ко дню коронации. Иначе плохо будет. Ясно, капитан?
— Так точно, господин полковник! — чётко ответил Аслан, выкатив глаза. Он отчётливо понимал, что стал свидетелем и участником маленького, но несомненного бюрократического чуда.
Кое-как проехав шумные и грязные лютецианские улицы, оставшиеся сто с лишним лье до Бриза он проспал. Мобиль шёл на автопилоте, и эвакуатор решил, что надо набраться сил, так как дело предстояло крайне хлопотное. Все, абсолютно все были правы: и Жак, который говорил, что дело это политическое и дело это безнадёжное, и полковник, точно угадавший настроения в службе эвакуации; кстати, уволилась не половина, а почти три четверти эвакуаторов, и они тоже были правы — у них семьи, дети и собственная, невероятно драгоценная жизнь, которую совсем не хочется провести в нищете, в тюрьме, а то и вовсе закончить на каком-нибудь особо рьяном допросе. Зато капитана дали на несколько лет поперёк выслуги… Аслану снились айсберги. Гигантские горы серого льда водили хоровод в прибрежных водах, а он будто смотрел на них сверху. Затем они вдруг разом вырвались из воды, явив взору грязное основание, покрытое водорослями, и полетели прямо к нему. Птицы, сидевшие на айсбергах, взлетели с карканьем и тоже устремились к Аслану. Когда они приблизились, стало понятно, что это не птицы вовсе, а какие-то летающие крылатые механизмы яркого красного цвета с золотой полосой, и издают они не карканье, а стрёкот, рычание и вой; вместо пасти у них дымчатое окружье.
Аслан летел вниз, и рот его был раззявлен в крике.
Он проснулся от тишины, и сразу посмотрел вперёд. Мобиль стоял неподвижно, ожидая, когда через дорогу перейдёт неторопливое стадо пятнистых чёрно-белых коров. Пастуха видно не было. Судя по приборной панели, до Бриза оставалось меньше лье.
Когда он доехал до окраины города, он был уже окончательно бодр, весел и страшен: первый же местный житель, к которому он решил обратиться, вылезши по пояс из окна мобиля, и спросить, где тут находится полиция, убежал от него по улице, сверкая пятками. Аслан загнал мобиль в небольшую рощицу, вылез, забросал его ветвями и пошёл пешком. Город Бриз был небольшой, и первое, что сразу бросилось в глаза — это каменные мостовые и обилие военных, особенно моряков. Гражданских на улицах почти не было. Напрягши память, он вспомнил, что, кажется, где-то тут находится то ли штаб, то ли флотилия, то ли даже арсенал. Моряки тоже ему не помогли, весело сказав, что где находится полиция, им плевать (они употребили другое слово), зато они могут довести до гауптвахты. Аслан поблагодарил и поспешил от них в другую сторону, старательно не замечая, как один из них, наименее твёрдо стоявший на ногах, как-то особенно пристально вглядывается в его шеврон. Через пару сотен шагов улица, по которой он шёл, кончилась, и Аслан вышел на площадь. Здесь было оживлённее: ездили повозки, экипажи и телеги, а людей в форме было ещё больше. Первый же прохожий с шевронами Шестой ударной бригады указал ему направление к полиции — правда, с большим подозрением его при этом оглядев. Полиция оказалась недалеко от площади, носившей странное название Страсбургской (кстати, улица, по которой он пришёл, называлась по-старому: Парижская), и Аслан решил вернуться за мобилем потом.
Табель соотношения специальных званий у коммунальной полиции и эвакуаторов устанавливал их полное соответствие, поэтому капитан полиции с необычной для этих мест фамилией Цейтлих (так гласила табличка на его двери) приветствовал Аслана как равный, рукопожатием. Был он крупный, здоровый и весь какой-то квадратный. Типичный германец.
— Я здесь по делу Фуке, — сказал Аслан сразу.
— То есть? — поразился Цейтлих и жестом пригласил его сесть. И говорил он с отчётливым восточным акцентом. — Что есть «дело»?
Аслан посмотрел на капитана.
— Моя задача — утилизировать его чудовищ, которые условно называются собаками, и доставить его вместе с ними в Париж, для дальнейшего следствия.
— Чудовищ? Следствия? — ещё более поразился Цейтлих. Несколько секунд он смотрел на эвакуатора, вылупив глаза, а затем прыснул и захохотал, дробно и заразительно, хлопая ладонью по столу.
— Ну насмешили! Следствие, доставить…
Аслан смотрел и ждал, пока капитан полиции успокоится. Цейтлих прекратил смеяться, прокашлялся, начал рыться в ящике стола, ничего там не нашёл, сел прямо и сказал недоверчиво:
— То есть вы серьёзно.
— Да, — ответил Аслан.
— Но это… — Цейтлих покрутил в воздухе пальцами. — Это невозможно. Дас ист полное безумие.
— Почему это? — устало и злобно спросил Аслан.
— Ну как сказать. Невозможно и всё. Даже если он вам сдастся, вас разорвут на куски.
— Как разорвут? — не понял Аслан. — Кто?
— Местные, кто же ещё, — ответил Цейтлих. — Популярнее Фуке в Бретани человека нет. Даже семерых отцов-основателей не так любят. И, между нами, за что их любить? Толкают всякую нудятину — не убий, не укради… Пророчества всякие. Ладно бы они ещё не сбывались, так ведь сбываются, вот где подлость!
На этих словах Цейтлих снова развеселился и начал стучать по столу уже кулаком. Аслан, сдерживая нарастающее раздражение, заметил на столешнице, там, куда бил рукой полицейский, отчётливую потёртость и даже углубление — положительно, капитан полиции был жизнерадостным человеком.
— А Фуке построил здесь веселый дом для моряков, — отсмеявшись, продолжил он. — Ещё целый квартал для бывших военных, дома по льготным ценам, а особенно для Иностранного легиона. Я, кстати, тоже там служил. Дороги все каменные, видели? Даже в Париже не везде, а у нас вот так! В Бретани порядок, про воров и убийц забыли. А если кто где что, то мы, если честно, и приехать-то не успеваем. Приедем, а он уже висит на дереве с табличкой. И вся деревня кланяется: Фуке, Фуке. Лопочут на своём бретонском.
— А вы его — доставить, — с каким-то даже осуждением закончил Цейтлих. — Арестовать…
Аслан обвёл глазами кабинет и вздохнул.
— Это всё хорошо, — сказал он. — Но я должен его именно что арестовать и доставить. Где он сейчас? И мне нужно подкрепление. Человек пять, думаю, будет достаточно.
Капитан полиции смотрел на него как-то странно. Оценивающе.
— А если он будет сопротивляться?
Аслан пожал плечами и положил руку на рукоять сабли.
— А если он будет не один, а с собаками?
— Это служебная тайна, но…