– Что-о? – не понял профессор. – Какие ещё любовники?!
– Ну, – заюлил нос, – вы же понимаете, современная культура – очень сложный механизм, там очень большая конкуренция. Чтобы сделать карьеру в этой области, мало быть евреем, нужно ещё иметь соответствующую ориентацию… Да в этом нет ничего страшного. С точки зрения чистого сознания, все эти различия – такая мелочь!
Профессор, однако, был иного мнения.
– Нет, – твёрдо сказал он. – Вы меня извините, но я традиционалист. Во всяком случае, в этом вопросе.
– От гомофобии – один шаг до антисемитизма, – предупредил нос, спустился вниз и озабоченно почесался о столешницу… – Ну да ладно, я не особенно на это и рассчитывал. Хорошо, открываем карты. Вот ваше место! – свиток снова развернулся. – Для вас берёг. Светская семья, отец – учёный, мать – дочь миллионера. Родом из Штатов, живут в Италии. Обеспеченные люди, к тому же вскоре ваш будущий отец получит кафедру. Собираются завести ребёнка. У них роскошный дом в старом квартале. Под окном – персики. Вы любите персики?
– Люблю, – признался Сабельзон. Ему уже хотелось поскорее родиться в доме с персиками, но он боялся подвоха. – А какие ещё есть минусы? Семья гетеросексуальная? Мать нормальная? Отец не алкоголик?
– Всё, всё в абсолютном порядке, – успокоил его нос. – Никаких проблем вообще. Мать – бывшая студентка вашего будущего отца, очень красивая женщина. Отец – восходящая звезда, социогуманитарный мыслитель. Сейчас готовит к печати второй том «Введения в проективную социографию»…
– Что-о? – академик аж подскочил, несмотря на отсутствие ног. – Вы предлагаете мне стать сыном Абрахама Пейтлина? Этого… этого… – у него не нашлось слов. – Я умер из-за его дурацкой статейки, – с горечью признал он. – А вы мне предлагаете стать сыном этого идиота и шарлатана. Ещё, наверное, придётся разбирать его так называемое научное наследие… – представил он себе перспективы, – готовить рукописи к публикации… гордиться… нет. Никогда и ни за что.
– Н-да, – нос горестно повис. – Это ваше последнее слово?
– Да, – твёрдо сказал профессор. – Всё что угодно, но только не это.
– Ну, простите, – нос чихнул, и кабинет исчез.
– Доброй вечности, любезный странник. Вы уже приняли Ислам?
На этот раз Лев Владиленович оказался в очень своеобразном месте. Он сидел – точнее, находился – на мраморном полу, уходящем куда-то вдаль, к бесконечно далёкому горизонту. Пол был испещрён геометрическими узорами и каллиграфическими надписями на арабском.
Прямо из пола росла пальма – видимо, финиковая (академик был не силён в ботанике). Рядом журчал родник.
А перед пальмой на коврике лежала гурия. Самая натуральная, одетая в легчайшие шелка, не скрывавшие никаких прелестей, а только подчёркивающие их наличие.
Сабельзон механически отметил, что соски у гурии нежно-розовые, а лобок не просто выбрит, а, похоже, никогда не знал растительности. Исследовать этот вопрос подробнее мешала газовая ткань, но он понимал, что гурия, наверное, не будет излишне строга к любезному страннику. Останавливало только то, что интерес к её прелестям был обречён оставаться чисто теоретическим: своей плоти академик не имел, да и насчёт плоти гурии тоже сильно сомневался.
– Я не принимал ислам, – сказал он, обдумав все эти обстоятельства. – Я человек европейской культуры. А сейчас в любом случае поздно.
– В любом, но не в нашем, – гурия улыбнулась полными губами. – В отличие от всех прочих конфессий, мы предоставляем особый сервис – посмертное принятие религии Пророка. Потом оформим задним числом – как если бы вы приняли его святую веру за пару минут до смерти. Это первая хорошая новость. А теперь вторая: принять ислам совсем не сложно. Достаточно произнести несколько слов. Собственно, это чистая формальность. Нужно всего лишь засвидетельствовать, что нет бога, достойного поклонения, кроме Аллаха…
– Я вообще-то не верю в Бога, – академик решил быть честным.
Гурия улыбнулась ещё обольстительнее.
– Это ничему не мешает, – мягко сказала она. – Мы не требуем признавать, что Бог есть. Всего лишь согласитесь с тем, что никакой Бог недостоин поклонения, кроме Аллаха. Заметьте, вы ничего не говорите о том, есть Аллах или нет. Вы только признаёте, что нет никого другого. Но ведь вы не верите в богов, не так ли?
– Гм… Не верю, – признал академик.
– Вот, отлично, – обрадовалась гурия. – То есть вы, по сути, уже сказали, что ашхаду Аль-лля Илааха Иль-ла Ллаах, и уже наполовину приняли ислам. Теперь осталось только засвидетельствовать, что Мухаммед – пророк Аллаха. Но это же просто исторический факт, любой образованный человек с этим согласится. Кем же был Мухаммед, что он проповедовал? Вы ведь это знаете, не так ли? Молчание – знак согласия. Так что можно сказать, что вы приняли: уа Ашхаду анна Мухаммадар расуулю Ллаах. Ну, вот вы и мусульманин.