– Маршалл и Бесс Банкрофт. Других я не запомнила.
– Родители Луизы?
– Ну да. Прелестная молодая женщина. Теперь она уже вне клуба. После того, как ее муженьку дали от ворот поворот.
После этих слов Беверли Фрэнсис поняла, что пресловутая закрытость документации клуба «Фейр-Лаун» сплошная фикция. Тут не «степной пожар», а мгновенное распространение слухов со скоростью света.
– А что вы знаете об этой истории?
Беверли взглянула на Фрэнсис с некоторой опаской:
– Не так уж и много…
– Но все же, пожалуйста, скажите. Это может быть очень важно.
– Я слышала то же, что, наверное, и все остальные, – попыталась уклониться Беверли.
– И все же? – настаивала Фрэнсис.
– Генри – черный, и Клио «зарубила» его из-за цвета кожи. Джек Ван Фюрст – председатель приемной комиссии – с ней согласился. Гейл Дэвис, секретарь, – она у них вроде упругой прокладки для смягчения противоречий, – мнения своего не имеет. Таков же Питер Паркер – голосует, когда проснется, за большинство. Один лишь Джордж Уэлч – он вице-председатель – поднял бучу и высказался начистоту. Уоллес Лавджой в принципе поддержал его, но пошел на попятную и предложил отложить вопрос с Генри на будущее. Джордж возмутился и вроде бы заявил о своем уходе из комиссии в знак протеста.
– И откуда вы это все узнали? – удивилась осведомленности собеседницы Фрэнсис.
– Хороший журналист никогда не открывает своих источников. – Беверли ловко перебросила докуренную сигарету через плечо Фрэнсис и чудом попала в заполненный окурками цветочный вазон прямо за спиной незваной гостьи. – Вот и все, что я могу рассказать, дорогая моя.
– А вы еще оставались в клубе после того, как обнаружили тело Клио?
– Конечно. И меня допрашивали полицейские. Так что вы несколько запоздали.
– Еще один вопрос, пожалуйста. Простите, но он относительно вашего покойного мужа…
Фрэнсис просунула руку за плечо Беверли, не давая ей попятиться и захлопнуть дверь перед ее носом.
– При чем тут он? – Беверли по-звериному оскалилась и с неожиданной силой оттолкнула руку Фрэнсис. Злобная реакция хозяйки дома на мгновение повергла Фрэнсис в растерянность. Вопрос был задан ею спонтанно, и теперь она поспешно искала ему какие-то оправдания.
– Когда он скончался? – наобум спросила она.
– Двадцать третьего августа. Три года назад.
– Я очень сожалею…
– Не сомневаюсь, – усмехнулась Беверли.
– До его смерти вы же были большими друзьями с моим отцом и Клио.
– Можно сказать и так. Дадли и Ричард от случая к случаю изредка играли в гольф в Шайн-Кок, но мы не состояли в членах клуба. Подышать тамошним воздухом для избранных и полюбоваться на изумрудную травку – кто от этого откажется, тем более задаром, на правах гостя? Даже в лучшие времена соваться нам туда было не по карману, поэтому, когда нас приглашали, мы никогда не отказывались. Впрочем, чаще мы виделись с Ричардом и Клио в городе.
– По какому поводу?
– Опять же если нас приглашали. А на благотворительные вечера и всякие подобные сборища я не ходила. У меня не было лишних денег, чтобы тратить их на нищих. И мне было некогда.
– Это почему?
– Могу поделиться информацией, милочка, что женщина, которая не работает, а сидит дома, обходится мужу дешевле, чем та, что околачивается на Уолл-стрит или корчит из себя какого-нибудь дизайнера, а весь ее заработок уходит на оплату хамящих девиц, называющих себя нянями. Я растила свою дочь сама и светскую жизнь ограничивала до минимума. И уж не тратила мужние деньги, чтобы пускать пыль в глаза и показать всем, какая я сердобольная и щедрая.
В словах Беверли ощущалась горечь.
– А вы говорили когда-нибудь с моим отцом по поводу смерти Дадли?
– Да, говорили. Он периодически звонил мне. По крайней мере, в первое время.
Беверли достала из пачки новую сигарету. Фрэнсис ощущала, что ее вопросы все больше начинают раздражать хозяйку дома и что терпение ее уже на пределе.
– А что случилось потом?
– А что случается обычно? Жизнь идет своим чередом. И наши дорожки разошлись. Никак не возьму в толк, зачем вам знать все это? Дадли уже три года как нет на свете. Я думала, что вас интересует смерть Клио… А моя личная жизнь тут при чем? Ладно, я сказала вам все, что могла. Давайте на этом и закончим. У меня встреча в городе, я должна собираться.
Беверли скрылась в доме, поспешно захлопнув дверь перед носом Фрэнсис. Она ясно показала, что отказывается от дальнейшего, как выражаются официально, сотрудничества с прокуратурой и падчерицей убитой Клио, представленными в одном лице.
Забравшись обратно в машину и включив двигатель, Фрэнсис вдруг ощутила нежелание куда-то ехать и с кем-то еще разговаривать. Последние четыре дня дались ей нелегко, хотя, казалось бы, она не очень горевала по мачехе и никаких уж особых усилий не предприняла, чтобы найти и разоблачить ее убийцу. А то, что она заставляла себя делать – звонки, визиты, разговоры, – в результате оборачивалось битьем кулаками по мягкой подушке, такой напрашивался вывод.
Мотивы для совершения преступления всех подозреваемых ею людей, включая сестричку Блэр, оскорбленного и разгневанного доктора-негра, эту спивающуюся, униженную вдову, несчастную, одинокую женщину, выглядели иллюзорными. Слишком цивилизованными, слишком далекими от бурных страстей были эти люди. И даже давний друг и верный партнер отца – Майлз Адлер – пусть там и замешаны крупные деньги, – не представлялся ей убийцей.
Она, как ищейка, потеряла нюх и чувствовала себя бесполезной, ненужной, как и ее вчерашний траурный жакет, снятый сразу же после ухода из отцовского дома, свернутый и лежащий теперь на заднем сиденье машины.
Ей надо было встряхнуться, получить новый стимул для поисков истины. Умник уцепился за несколько найденных на месте преступления волосков и связал эту улику с Генри Льюисом, хотя трудно было предположить, что желание отомстить за противодействие приему в члены клуба могло подтолкнуть человека на совершение убийства. Но возможно ли, чтобы поведение Клио на заседании приемной комиссии каким-то образом задело и озлобило кого-то еще?
Фрэнсис пробежалась по списку, продиктованному ей Гейл: Джек Ван Фюрст, Питер Паркер, Уоллес Лавджой, Джордж Уэлч. И Генри, и Беверли упоминали Уэлча как противника Клио, осудившего ее поступок. Наверное, имеет смысл побеседовать с ним. Интересно, что он скажет.
Она достала из рюкзака «Голубую книгу» со списком обитателей Саутгемптона и нашла нужный адрес.
Дом Джорджа Уэлча она миновала несколько раз, проезжая туда и обратно по Мэйн-стрит, прежде чем обнаружила его. Высокая густая живая изгородь полностью скрывала строение, не позволяя увидеть его с дороги, а на въезде не было ни указателя с фамилией владельца, ни почтового ящика. У крыльца был припаркован мощный автомобиль. Двери, ведущие в дом, были распахнуты.
Фрэнсис остановилась на пороге и заглянула в холл. Упакованные картонные коробки и несколько свернутых в трубку ковров громоздились вдоль стен. Пылесос, какие-то пакеты, зонты, теннисные ракетки, ношеные туфли и прочее барахло, которое, видимо, раньше хранилось в стенном шкафу, образовывали теперь внушительных размеров кучу посередине холла.
– Привет. Кто-нибудь есть дома? – подала голос Фрэнсис.
– Кто там? – откликнулся мужчина откуда-то сверху.
– Я Фрэнсис Пратт из прокуратуры округа Суффолк. Мне нужен мистер Уэлч.
– Я сейчас спущусь.
Лысеющая голова появилась из-за лестничной балюстрады, словно вписанная в массивную раму, которую мужчина держал перед собой. Избавившись от ноши, он начал спускаться, вытирая руки пыльной тряпкой. Пот струился по его лбу. Он был в шортах цвета хаки и рубашке-поло с заметной дыркой на животе.
– Я Джордж Уэлч.
– Простите, я оторвала вас от дел.
– Все зависит от того, зачем вы здесь. Я могу быть и рад тому, что меня прервали, могу и нет… Как видите, мы переезжаем, – объяснил он. – Дом продается, и если у вас на примете есть кто-нибудь, кого это заинтересует…
– Буду иметь в виду, – кивнула Фрэнсис.