– Капсулы были разрезаны или надломаны?
– Они сделаны так, что их можно легко разделить на две части, то есть откупорить, не разрушая. Очень удобно.
– И требуется минимум времени, – подхватила Фрэнсис.
– Вот именно.
– Мог ли убийца знать, что будет пить Клио, и заранее подготовиться?
– Вот и я ломаю голову над этим. Иначе зачем приносить в клуб таблетки или пустые капсулы? Почему бы не оставить их дома или в машине, или черт знает где еще? – Естественно, все эти вопросы были риторическими.
– Мы проследили, откуда у Клио появился нардил, выписанный ей доктором Прескоттом из Пресвитерианской больницы. Это психиатр. Она с ним регулярно встречалась, но он молчит как рыба. А вчера лишь раскололся на заявление, что содержание бесед врача и пациента, пусть даже умершего, есть тайна, охраняемая законодательством.
«Интересно, когда это сказал Фритц Умнику? До или после встречи со мной?» – подумала Фрэнсис.
– Малкольм не уверен, стоит ли вступать в юридическую битву с этим целителем сумасшедших. Они очень себе на уме и защищаются получше любого адвоката, когда дело коснется их права на сохранение врачебной тайны.
Умник почесал себе за ухом, словно пытаясь собрать разбегающиеся мысли, опять сверился с записями.
– Тут много всего. Проштудировали деловые бумаги «Пратт Кэпитал». Ничего это не дало. Конечно, Майлз Адлер имел зуб на Клио, но у него вроде бы алиби. Он пребывал в Мехико-Сити и там, по-моему, крепко пьянствовал.
– Кто-нибудь допрашивал его по возвращении?
– Я ему звонил, оставлял послание на автоответчике, но он не отозвался. Секретарша мне сообщила, в чем суть конфликта – его и покойной Клио. В каких-то крупных инвестициях в мексиканскую компанию.
– Секретарша – это Белл? – уточнила Фрэнсис.
– Кажется, да.
– Не притворяйся, что ты в этом не разобрался, Умник. И, конечно, ты нашел мотив?
– По крайней мере, ощутил его запах. Труп Клио еще не остыл, а он уже летел в самолете возобновлять переговоры, которые твоя нехорошая мачеха до этого пустила под откос.
Фрэнсис вспомнила свой разговор с Пенни Адлер. Внезапное решение Майлза покинуть Саутгемптон и своего друга и покровителя Ричарда Пратта, может быть, в самый горестный для того день выглядело и жестоко, и странно. Но, поступая так, если он и есть убийца, Майлз действовал слишком опрометчиво, явно навлекая на себя подозрения.
Не меньше подозрений вызвало и нервозное поведение родственничка, а именно Джейка. Несмотря на свою внешне небрежную реакцию на предложение Блэр проверить его алиби, Фрэнсис все же затратила усилия и связалась с супругами Перл и Бартлетт Бреннер в штате Иллинойс. Те подтвердили, что Джейк явился к ним в дом, как было договорено – утром четвертого июля. Но хотя супруги сразу же отказались покупать литографии, они никак не могли от него отделаться. Джейк словно нарочно затягивал разговор, снижал цену до смехотворной, чуть ли не собирался всучить им эти литографии даром. Он отбыл, лишь когда семья Бреннер и их друзья стали собираться на праздничный ленч.
– А что-нибудь еще ты откопал в офисе отца? – спросила Фрэнсис, помня, что Майлз тоже интересовался досье Клио.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе не попадалась на глаза аббревиатура Р.Ц.? Умник полистал свои записи.
– Ну да. Ничего таинственного. Реабилитационный центр.
– Что это такое?
– Частная клиника в Куайге. Типа дома для престарелых. Только для очень и очень состоятельных.
Фрэнсис это ошеломило. Неужели Клио планировала убрать Ричарда из собственного дома? Но никакой логики тут не было. У Клио в ежедневнике каждая пятница была отмечена как день визита в Р.Ц. в 10 утра. Ездить туда регулярно в течение длительного времени, чтобы готовить переселение туда супруга, выглядело бессмыслицей.
– А что связывало Клио с Р.Ц.?
– Каждый месяц она выписывала и отсылала туда чек.
– За что она платила?
– За проживание там Кэтрин Хеншоу. – Заметив недоумение на лице Фрэнсис, Умник тут же пояснил: – Хеншоу – ее мать. Я предполагал, что ты знаешь.
Клио Хеншоу! Ну конечно, это же ее девичья фамилия.
– Но мать Клио давно умерла, – сказала Фрэнсис.
Сейчас она старательно вспоминала, откуда в ней возникло убеждение, что Клио – круглая сирота. Когда и кто сказал ей об этом? Наверное, отец. Только очень давно. Он как-то, в чем-то оправдывая Клио, сказал, что ей нелегко выступать в роли матери, потому что перед ней в детстве не было примера для подражания. Сама Клио ни о каких своих родных никогда не говорила. Ни на Рождество, ни на другие праздники ей никто не присылал традиционных открыток.
– Не знаю, что тебе наплели, но могу заверить, что миссис Хеншоу вполне жива. Ей сейчас семьдесят четыре года, и уже двадцать лет она проживает в Р.Ц. До этого она содержалась в государственной психушке в Сиракузах.
– Как ты это раскопал?
– По корешкам в чековой книжке. Съездил туда, прихватив фото Клио. Там все – от медсестер до уборщиц – знают ее как облупленную. Только не как Клио Пратт, а Хеншоу. Очевидно, она посылала туда все время подарочки – конфеты, корзинки с фруктами и прочую дребедень, потому что весь персонал от нее без ума. Кстати, выяснилось, что сиделка твоего папаши – Лили – работала в Р.Ц. и Клио перетащила ее оттуда.
– И никто не знал, что она Клио Пратт?
– Только директор. И старорежимный, ветхий докторишка по имени Пирс В.Гамильтон-третий. Он ее ярый поклонник. Сказал, что Клио образцовая дочь – еженедельные визиты, цветы, гостинцы. Она много делала хорошего и для других обитателей, оплачивала праздничные ужины в День благодарения и на Рождество и даже маленький струнный ансамбль, чтоб играл, пока старики жуют. Одним словом – благодетельница.
Будет ли такой заботливой дочерью она, подумалось Фрэнсис, если матери, не дай бог, придется худо?
– А что с Кэтрин Хеншоу?
– С телом все в порядке, а вот с мозгами нехорошо. Ты хочешь узнать точный диагноз? Сейчас поищу. – Умник вернулся к своим записям. – Трихотилломания, общая депрессия… список длинный. Короче – она в припадках рвет на себе волосы.
– Звучит страшно.
– А по описаниям еще страшнее. Она вроде как зомби. Одеться сама не может. Предпочитает ходить голой. Из палаты уже не высовывает носа лет пятнадцать.
– И ей ничем нельзя помочь?
– Доктор Гамильтон-третий не вдавался в детали о методах лечения, – пожал плечами Умник.
– Ты сам-то ее видел?
– Заведение сугубо закрытое, явно предназначенное для того, чтобы спроваживать больных родственничков с глаз долой. Меня не пустили даже в корпус, где живут пациенты.
– Удивляюсь, что он хотя бы описал тебе ее состояние. Обычно такие врачи держат язык за зубами.
– А я не удивился. Он очень беспокоился, придет ли очередной чек на содержание Хеншоу. Заведение не из дешевых.
– А кроме Клио, у нее бывали посетители?
– В книгу посещений я не заглядывал, но бойкая ассистентка Гамильтона меня проинформировала. Все двадцать лет регулярно бывала лишь ее дочь, да однажды – твой отец. А кто еще пытался увидеться с Кэтрин, так это Майлз Адлер. Тридцатого мая в субботу этого года, разумеется. Ему отказали как не члену семьи. Он сначала настаивал, потом сдался.
Фрэнсис ощущала стыд и растерянность. Во-первых, за свою неосведомленность о трагедии, которая происходила в ее семье и, бесспорно, каким-то образом касалась и ее отца. А во-вторых, из-за поведения друга и партнера отца Майлза Адлера, для которого выкраденная секретная информация послужила стимулом для явного дальнейшего шантажа. Но как это связано с убийством Клио?
– О чем ты говоришь?
– Не знаю, как сказать поделикатней… – Умник поскреб свою не очень аккуратно выбритую щеку. – У Клио тоже были проблемы с головкой. Она ездила к «психу», так мы их называем. Она сидела на разных лекарствах. Ее мать давно свихнулась. Ее единственный ребенок погиб, ее муж… – Тут Умник смутился и не закончил фразу. – Тут возникает мысль, что у Клио вообще не осталось резонов продолжать жить. А что, если мы переведем всю эту катавасию из убийства в самоубийство? Всем станет легче.