Она объяснила, что они с Ллойдом опять поругались и она так от этого всего устала, что захотела прогуляться. Но это все ничего, пройдет. Они помирятся.
– Ну что ж, со всеми супругами случается, – заметила Мэгги.
Тут зазвонил телефон, и Мэгги сняла трубку.
– Да. Она в порядке. Просто захотела прогуляться, сменить обстановку. Отлично. Ладно, тогда я отвезу ее домой утром. Ничего страшного. Хорошо. Спокойной ночи.
– Это он, – сказала Мэгги. – Ну да ты поняла.
– Какой у него был голос? Нормальный?
Мэгги улыбнулась:
– Ну, я не знаю, как он разговаривает в нормальном состоянии. Во всяком случае, он был не пьян.
– Он тоже не пьет. У нас в доме даже кофе нет.
– Хочешь, поджарю тост?Рано утром Мэгги повезла ее домой. Муж Мэгги не поехал на работу и остался сидеть с мальчиками.
Мэгги спешила вернуться домой. Разворачивая свой минивэн у них во дворе, она сказала на прощание только:
– Все, пока! Позвони, если захочешь поболтать.
Было холодное весеннее утро, на земле все еще лежал снег, но Ллойд сидел без куртки на ступеньках крыльца.
– Доброе утро, – громко произнес он вежливым и полным сарказма тоном.
Она тоже поздоровалась, сделав вид, что не заметила этого.
Он продолжал сидеть на ступеньках, не пуская ее внутрь.
– Не ходи туда, – сказал он.
Она решила обратить все в шутку:
– Не пустишь? Даже если я очень попрошу? Ну пожалуйста!
Он посмотрел на нее, но ничего не ответил. Только улыбнулся, не разжимая губ.
– Ллойд! – позвала она. – Послушай, Ллойд!
– Лучше не ходи туда.
– Послушай, Ллойд, я ничего Мэгги не рассказывала. Прости, пожалуйста, что я убежала. Мне просто воздуха не хватало.
– Говорю: не ходи.
– Да что с тобой? Где дети?
Он мотнул головой – так, как делал в тех случаях, когда ему не нравилось то, что она говорила. Этот жест заменял средней силы ругательство, что-то вроде «блин».
– Ллойд! Где дети?!
Он чуть подвинулся, чтобы она смогла пройти, если захочет.
Демитри лежал в своей колыбельке, но на боку. Барбара Энн – на полу возле своей кроватки, словно она упала оттуда или ее вытащили. Саша – у двери в кухню: он пытался убежать. Только у Саши были кровоподтеки на шее. Остальных он задушил подушкой.
– Во сколько я вчера звонил? – спросил Ллойд. – Когда звонил, все уже случилось.
Он сказал: «Это ты во всем виновата».Присяжные постановили, что он находился в помраченном состоянии сознания и не подлежит наказанию. Ллойд был признан невменяемым в отношении совершенного преступления и помещен в специальное учреждение.
Дори выбежала из дому и бродила, спотыкаясь, по двору, взявшись обеими руками за живот, словно он был вспорот и она пыталась удержать внутренности. Такой ее увидела Мэгги, когда вернулась. У нее возникло дурное предчувствие, и она решила развернуться и поехать назад. Сначала Мэгги подумала, что муж избил Дори, ударил ее в живот. Из стонов Дори ничего нельзя было понять. Ллойд, по-прежнему сидевший на ступеньках, вежливо подвинулся, не сказав ни слова, и пропустил ее в дом. Войдя, Мэгги увидела то, что уже ожидала увидеть. Она позвонила в полицию. В течение некоторого времени Дори набивала себе рот всем, что попадалось под руку. Землей, травой, потом платками, полотенцами и собственной одеждой. Казалось, она хочет подавить не только вопли, которые рвались у нее из горла, но и сам образ той сцены, бесконечно всплывавший в сознании. Ей начали колоть какое-то лекарство, и это помогло. Она стала очень тихой, хотя в кататонию и не вошла. Врачи говорили, что ее состояние стабилизировалось. Когда Дори выписалась из больницы и социальный работник привез ее на новое место жительства, ее взяла под свою опеку миссис Сэндс: нашла ей дом, подобрала работу и еженедельно с ней беседовала. Мэгги приехала было повидаться, но оказалось, что она единственный человек, которого Дори не могла видеть. Миссис Сэндс объяснила, что это естественно: возникает нежелательная ассоциация, и Мэгги ее поймет и простит.
Миссис Сэндс сказала, что, посещать или не посещать Ллойда, должна решать только Дори.
– Понимаете, я ведь здесь не для того, чтобы разрешать или запрещать. Как вы сами думаете, лучше вам станет, если вы его увидите? Или хуже?
– Не знаю.
Дори не могла объяснить, что она встречалась как бы и не с ним. Это было все равно что увидеть привидение. Такой бледный. И одежда на нем широкая и тоже бледная, и туфли такие, что шагов совсем не слышно, мягкие тапочки наверное. Ей показалось, что у него выпадают волосы. А раньше были такие густые, волнистые, цвета меда. Не было теперь ни широких плеч, ни ямки между ключицами, куда она, бывало, склоняла голову.
Полиции он тогда сказал, и это попало в газеты: «Я сделал это, чтобы спасти их от страданий».
Каких страданий?
«Страданий от того, что мать их бросила».
Эти слова горели в мозгу у Дори, и, возможно, она решила повидаться с ним только для того, чтобы заставить его взять их обратно. Заставить его понять и принять события такими, какими они были на самом деле.
«Ты сказал: прекрати спорить или убирайся из дому. Вот я и ушла».
«Я всего лишь пошла переночевать к Мэгги. Разумеется, я собиралась вернуться. Никого я не бросала».
Она очень хорошо помнила, с чего начался спор. Она купила банку спагетти, и на этой банке оказалась вмятина, совсем небольшая. Из-за этой вмятины банка продавалась со скидкой, и Дори обрадовалась, что можно сберечь немного денег, что она поступает разумно. Но мужу, когда он начал задавать вопросы, она про скидку не сказала. Почему-то решила сделать вид, что просто не заметила вмятины.
Ллойд заявил, что ее нельзя не заметить. Мы все можем отравиться. Да что с ней такое? Или она это сделала нарочно? Может, хотела посмотреть, что станет с детьми и с ним самим?
Она сказала: не сходи с ума.
Он ответил: ты сама сошла с ума. Кто, кроме сумасшедшей, станет покупать яд для своей семьи?
Дети наблюдали за ними, стоя в дверном проеме в гостиной. Это был последний раз, когда она видела их живыми.
Вот о чем она думала, когда отправилась к нему, – надо заставить его наконец понять, кто тогда был сумасшедшим.Когда Дори осознала, с каким намерением едет к нему, ей следовало выйти из автобуса. Пусть даже на последней остановке, вместе с другими женщинами, но не плестись вслед за ними к тюремным воротам, а перейти дорогу и сесть в автобус, идущий назад в город. Наверное, кто-то из приезжавших сюда когда-нибудь так уже поступал. Собрался на свидание, а в последний момент передумал. Возможно даже, такое происходит здесь постоянно.
А может быть, и к лучшему, что она все-таки не ушла и увидела его таким странным, словно выжатым. Теперь некого проклинать и винить. Некого. Этот человек ей как будто приснился.
Ей снились сны. Однажды приснилось, что она выбегает из дому, увидев там их, а Ллойд вдруг принимается хохотать, да так весело, как раньше, а потом она слышит, как смеется у нее за спиной Саша, и тут до нее доходит, к ее огромному облегчению, что они ее просто разыграли.
– Вот вы спрашивали, стало ли мне легче или тяжелее, когда я его увидела. В прошлый раз спрашивали.
– Да-да, – подхватила миссис Сэндс, – ну и как?
– Мне это надо было обдумать.
– Разумеется.
– В общем, я решила, что стало тяжелее. И больше не поехала.
Ей было нелегко сказать это миссис Сэндс. Та в ответ только одобрительно кивнула.
Поэтому, когда Дори решила, что, так и быть, съездит еще раз, она не захотела упоминать об этом в разговоре с миссис Сэндс. А поскольку ей было трудно скрывать события своей жизни, даже совсем незначительные, она позвонила и отменила встречу. Сказала, что собирается в отпуск. Начиналось лето, и значит отпуска становились обычным делом. Уезжаю с подругой, – сказала она.– А ты сегодня в другой куртке. Не в той, что неделю назад.
– Не неделю.
– А сколько?
– Это было три недели назад. А теперь жарко. Эта курточка полегче, хотя даже она сейчас не нужна. Теперь можно ходить совсем без куртки.