— Вряд ли доберусь до них сегодня, — вздохнул Патрик. — С отравлениями бы вначале разобраться.
— С отравлениями? — вытаращил глаза Сильвестри. — Их что, несколько?
— Увы, да, — кивнул Кармайн. — Миссис Кэти Картрайт, мать ребенка с синдромом Дауна, умерла от инъекции в вену. Самоубийство Патси исключает — она бы просто не дотянулась до места укола. Потом Питер Нортон, которому подмешали стрихнин. Декан Данте-колледжа в Чаббе Джон Керкбрайд Денби получил смертельную дозу цианистого калия вместе с жасминовым чаем. Ну и глава «Корнукопии» Дезмонд Скепс.
Глаза комиссара едва не вылезли из орбит.
— Что?! Скепс? Дезмонд Скепс?
— Да. Мне даже приходило в голову, что все остальные убийства — только маскировка, — сказал Кармайн и нахмурился. — Будь их меньше, можно было бы поверить, но столько! Как ни крути, двенадцать убийств за один день — для городка вроде Холломена это уж чересчур.
— Ну-ка… — Сильвестри стал загибать пальцы. — Ребенок. Его мать. Стрихнин в соке. Убийство с изнасилованием. Проститутка — бедняжка Диди! Я еще мальчиком был, а она уже стояла на улицах… Трое черных с огнестрелами. Декан Данте-колледжа с цианидом. Главный босс «Корнукопии»… Всего десять. Кто еще, черт побери?
— Вдова, семидесяти одного года. Весьма состоятельная женщина, проживала в собственной загородной вилле посреди двух акров земли. Обнаружена уборщицей — с той, что убита, никак не связанной — в смятой постели и с подушкой на голове. И последний — второкурсник медицинского колледжа Чабба, шантажировавший некоего Говоруна. — Кармайн с несчастным видом перевел дух. — Четыре отравления, три огнестрела, сексуальное убийство, еще одно с пытками, два удушения подушками и медвежий капкан.
— Капкан?
Кармайн как раз закончил рассказ об убийстве Эвана Пью, когда секретарша комиссара вкатила сервировочную тележку с блюдом свежих слоек и бубликов с изюмом из пекарни Зильберштейна и очень неплохим кофе. Все встали и, облегченно потянувшись, набросились на угощение, как саранча на пышно зеленеющие посевы после сезона засухи. Памятуя совет президента Моусона Макинтоша на парсоновском заседании правления, Кармайн выбрал слойку с яблоками. Да, вкус такой же изумительный!
При первой возможности Кармайн увел Сильвестри чуть в сторону.
— Джон, — сказал он приглушенно, — пресса от всего этого встает на уши. Как бы устроить, чтобы мне дали спокойно работать?
— Точно еще не решил, — также негромко ответил Сильвестри. — Паpy часов можно подождать, потом придется им что-нибудь скормить. Надо подумать, как лучше вести атаку.
— Атаку? — усмехнулся Кармайн.
Темные глаза Сильвестри простодушно округлились.
— Именно атаку! И никак иначе. Пусть меня спишут на пенсию в тот день, когда я упаду перед ними пузом кверху.
Побеседовав четверть часа о чем угодно, кроме убийств, легче было вернуться к насущной проблеме.
— Как собираешься действовать, Кармайн? — спросил Сильвестри.
— Помимо общего руководства я сам займусь отравлениями и капканом. Ты, Ларри, со своими ребятами сосредоточьтесь на огнестрелах и Диди. Эйбу остается старушка Беатрис Эгмонт, потому что Кори уже занят изнасилованием.
Возражений не последовало, несмотря на то что почти половину дел капитан оставил за собой. Никто не поинтересовался, как он намерен поступить в отношении Джимми Картрайта, ребенка с синдромом Дауна.
— Чем могу помочь я? — спросил Сильвестри.
— Нужны машины с гражданскими номерами и водители, — не задумываясь, ответил Кармайн. — Предстоит куча писанины, а время дорого. Будете все строчить отчеты в дороге, на заднем сиденье.
— Машины с водителями получите, — пообещал Сильвестри. — Дэнни, будешь связным.
Со стороны Адамс-стрит особняк Картрайтов выглядел не слишком впечатляюще, и только со двора или же обладая определенным опытом можно было распознать в нем первосортное жилье. Традиционный, обшитый белой вагонкой дом с темно-зелеными ставнями уходил довольно далеко в глубь длинного участка размером в три акра, ограниченного рекой с одной стороны и высокой живой изгородью — с другой. Фасад, видный с улицы, изнутри представлял собой лишь более короткую стену хозяйской спальни наверху и гостиной внизу. Вход в дом открывался за углом и был отгорожен от заднего двора забором с массивными воротами.