Смит действовал с основательностью КГБ.
Запись от десятого декабря гласила:
«Об Улиссе пока никто не заикается, но расслабляться рано. При малейшей угрозе я готов действовать с быстротой молнии и так же сокрушительно. Дезмонда можно не опасаться — я разговаривал с ним много раз после банкета, он ни о чем не подозревает. Наоборот, благодарен мне за мое фирменное средство от похмелья. Похоже, даже забыл, что с ним была Диди Холл. Когда я спросил, зачем он ее привел, уставился на меня непонимающим взглядом. Потом сказал, что дело, должно быть, в выпивке и в ее умении делать минет — ему не хватает Эрики в этом смысле. Филомена настояла, чтобы он с ней расстался, ради бывшей жены он готов на все. Похоже, так и есть: он показал мне гарнитур розовых алмазов, купленный ей в подарок, — потратил миллион долларов! Это Дезмонд-то, неисправимый скряга! Об Анне ему, видимо, рассказала Диди — и напросилась на банкет. Захотела поиздеваться надо мной! Кем она себя возомнила, шлюха?!
Эрика будет держать язык за зубами, это ясно. Но угроза может исходить от других гостей за столом Скепса — не все же напились. Эрика уверяет, будто говорила тихо и никто, кроме Дезмонда, слышать ее не мог, но я сомневаюсь. Впрочем, если бы кто-то намеревался обличить Улисса в порыве патриотизма, то давно бы это сделал. Остается один вариант — шантаж либо Эрики, либо меня самого. Я предупредил ее, чтобы она была готова, — перепугалась до смерти, тупая сука. Только и делаю, что исправляю ее ошибки.
Естественно, я выяснил все о гостях за тем столом и представляю, кто способен на шантаж. Если дело дойдет до этого, все одиннадцать умрут. Так мы решили со Стравинским.
Я мог бы начать действовать сейчас и убивать их постепенно, одного за другим. Местная полиция на удивление толковая, но до КГБ ей далеко. С другой стороны, меня привлекает перспектива устранить всех одиннадцать сразу. Каков ход! Полиция будет не просто сбита с толку, она окажется в полном тупике. Меня завораживает грандиозность задачи. Стравинский возражает, но сделает, как захочу я. Я давно мечтал о чем-то подобном. Здесь такая скука! Мне нужен стимул, чтобы избавиться от хандры, — что-то совершенно новое и трудное, но в то же время выполнимое. Стравинский согласится. Кто заподозрит, что за одиннадцатью убийствами, совершенными разными способами, стоит один человек? Вот это задача! Наконец я снова живу полной жизнью!»
«Вот так так! — Кармайн в раздумье покачал головой. — Шпионаж был для Смита рутинным делом. Скучно ему стало! И походя сомнительный комплимент полиции Холломена — мы, оказывается, на удивление толковые, хотя до КГБ далеко. Слава Богу, что далеко!»
«Я обнаружил, что у двух из мужчин есть жены, которых можно использовать, — записал Смит девятнадцатого декабря. — Миссис Барбара Нортон совершенно ненормальная, но умеет это скрывать. Стравинский, назвавшись Рубеном, завел с ней разговор в кегельбане. У тетки вместо головы — тыква. Толстяк-банкир совсем ее измучил, и она созрела для убийства.
Вторая — доктор Полина Денби. С ней я общался лично, как аристократ с аристократкой. Муж — настоящая скотина страшно ее избивает! Она показывала мне следы побоев. Чрезвычайно умная женщина, но муж предпочитает ей малолетних шлюшек! Я дам ей пузырек с цианистым калием, остальное она сделает сама. Надо только принудить ее воспользоваться ядом в нужный мне день. На деньги она не польстится — только рукопись Рильке. Полина получит ее после суда. Я заплачу Бера целое состояние — анонимно — при условии, что Полину освободят. Он свое дело знает».
«Что верно, то верно, — вынужден был признать Кармайн. — Дневник Смита на вердикт присяжных едва л и повлияет. Упоминание о побоях произведет куда большее впечатление, чем дата и подкуп. Манускрипт Рильке! Ну и связи у этого парня! Впрочем, присяжные вряд ли вообще увидят дневник. Бера найдет причины для исключения его из числа улик».
Феминизм оказался ни при чем. Тем лучше. Кармайн расстался с этой версией без особого сожаления. Никаких новых обстоятельств по делу жены декана Денби установить не удалось. Любовник также не обнаружился. Возможно, Полина действительно фригидна. Возможно, она действительно целиком посвятила себя борьбе за права женщин и любви к Райнеру Марии Рильке.