- И хочу добавить, - Петров все это время согласно кивал головой, - что у них будут все шансы Стамбул взять, поскольку сколько бы там сейчас офицеры не скрипели, но части хорошо и обучены, и вооружены. И если все пойдет, как запланировано, фактор внезапности им тоже соблюсти удастся.
- А дальше что?
- Дальше будет плохо. Варианты могут быть разные, но конец будет один. Англичане нас оттуда поганой метлой погонят, как французы из Варшавы. Но если там была хоть какая-то польза - удалось избавиться от единственной реальной угрозы извне, то здесь нас ждет чистый проигрыш.
- Ладно, мужчины, - Ольга была как всегда самой деловой из этой тройки, - что будем с ребятами делать? Профессор? - она называла так мужа только тогда, когда речь шла о действительно серьезных вещах.
- Надо по-тихому объяснить все Федору. Во-первых, пусть будет готов. Дело-то предстоит серьезное, хотя он и врач. Во-вторых, надо, чтобы Маша осталась здесь у нас. Нечего ей там одной делать, когда он уплывет за золотым руном.
- По морям не плавают, а ходят, - мрачно поправил Петров.
- Для нее есть место в начальной школе при нашей гимназии.
- Отлично, скажи, что на работу надо выходить сразу. Пусть приступает даже пока Федор здесь. И скажем, что будем готовить их свадьбу к первому же его отпуску. Ясно, что до этого ей ехать с ним неудобно. И как-нибудь так пробросить надо, что можно было бы и сейчас, но неудобно, траур. И надо понимать, что до операции его вряд ли отпустят в отпуск. Но говорить ему пока об этом не стоит.
- А с ним...
- Кто знает. Война и есть война. Но если ты не возражаешь, - Германов улыбнулся жене, - я ему подарю свой браунинг, с которым прошел Испанию. Он оказался счастливым.
- Вот еще, кстати, - вспомнила Ольга, - мне Татьяна сказала, что она с маленьким хотела до весны у нас остаться. Хорошо-то там в их Богородске хорошо, но одной, без родных ей трудновато все же. Заодно попросим и Машу помочь. Пусть привыкает.
На следующий день ветераны разыграли все как по нотам. Маша уже на следующий день отправилась учительствовать, и Ольга ей твердо пообещала, что о Федоре она будет вспоминать только глубокой ночью, когда придет в себя от всех проказ и хлопот с доставшимися ей второклассниками. С Федором поговорили пока Маша была в школе. Он, обычно очень спокойный и уверенный в себе, на этот раз помрачнел и даже не сдержался:
- Да сколько же можно воевать! Я людей лечить хочу!
Глава шестнадцатая.
Почти полгода, проведенные Федором в Таганроге, не оставили заметного следа в его памяти. Он даже сам этому потом удивлялся - не так уж много было прожито лет, чтобы толком не связывать такой период с какими-то воспоминания, это потом годы начинают лететь один за другим, и даже с трудом вспоминаешь, что ты делал в том или ином году, а уж мысли, переживания, большие и малые проблемы вообще вымываются бесследно. Фактически за один год попав в третий раз в новый коллектив, он уже не чувствовал себя новичком, и если чисто медицинского опыта он за этот год приобрел не так уж и много, то всякого иного - с избытком.
Именно поэтому, да еще и с учетом информации, полученной от Петрова, он сразу увидел, что бригада, к которой был приписан его госпиталь, - совсем не обычное соединение. И в гимназии, и в университете Федор читал немало книг о Великой войне и последующих событиях в России. Как это всегда бывает, столь острые ситуации родили к жизни целый пласт военной литературы, где помимо чисто человеческих эмоций и судеб, все же подробно описывались и военные аспекты событий тех лет. Да и собственный военный опыт у молодого врача уже поднакопился.
Все увиденное вокруг постоянно подтверждало: бригада - если так можно было назвать это соединение, только пехоты восемь батальонов - находилась в высокой степени готовности, была укомплектована преимущественно уроженцами казачьих округов с большим процентом старослужащих. Отдельные подразделения бригады частенько уходили в предгорья на операции, которые обычно назывались учебно-боевыми. Только вот никому и в голову бы не пришло брать с собой на такие операции холостые патроны. Федору с его опытом и наградами вписаться в эту компанию было сравнительно легко. Помогло и то, что у себя дома в Воронеже он с детства привык к несколько украинизированному южно-русскому языку, которым в той или иной степени пользовались и в казачьих станицах.
В Казань ему удалось вырваться только разок на несколько дней на Пасху. Ни о каком длительном отпуске речи, конечно, пока не было, так что и свадьба откладывалась.
С приближением мая суеты становилось все больше. Из штаба округа в Ростове-на-Дону уже пару раз приезжали проверяющие, которые каждый раз находили все более мелкие недостатки. В гарнизоне города обычно стоял всего лишь один батальон бригады, а в начале мая их собралось здесь целых четыре. Погода позволяла разместить личный состав в палатках, так что за забором военного городка вырос еще один - палаточный. Врачам хлопот хватало. И начальник гарнизона, и проверяющие требовали от всех служб, включая и военно-медицинскую, того, что Федор про себя называл "наведением внешнего марафета". Важность соблюдения санитарных норм в условиях такой скученности личного состава он понимал прекрасно, но какое к ним отношение имела покраска белилами бордюров и требование, чтобы песок на лагерных дорожках был ярко желтым, он понять решительно не мог.
- Ничего, - успокаивал его старший врач госпиталя, - это нам еще повезло, что смотр на май назначили. В августе солдат бы еще заставили и траву красить. Она бы уже совсем высохла и не радовала глаз начальства!
Хотя официально дата смотра не называлась, но всем было известно, что он начнется 14 мая и Верховный в течение недели посетит несколько городов, где перед ним предстанут и другие батальоны их бригады, а также вся соседняя бригада. Практически все батальоны обеих бригад были стянуты в приазовские города. На их же место с начала мая начали прибывать части из московского округа и один механизированный корпус, выведенный из Монголии, где киевляне оставили после перемирия с японцами и развода войск лишь самый минимум.
Перемещение войск и появление новых частей в предгорьях Большого Кавказа вызвало озабоченность в Грузии. Пошли разговоры о том, что Киев намерен то ли установить свой контроль над черноморским побережьем, то ли расширить зону влияния на Каспии и поставить под контроль бакинскую нефть. Так что информационная завеса над готовящейся операцией уже сгущалась.
В преддверии смотров личный состав, конечно, почистился и даже немного позанимался строевой подготовкой. Опытный глаз бы, конечно, мог обратить внимание на то, что командиры явно не гоняли солдат на плацах до седьмого пота, но "кавказцы", как обычно называли себя бойцы бригад, вообще были известны своим пренебрежением к внешней армейской мишуре. Да и оружие свое привыкли держать под рукой, так что никто не удивлялся, что батальоны прибывали к местам смотров фактически в полной боевой готовности.
На рассвете 14 мая их и подняли по боевой тревоге. Оказалось, что еще вечерам в штабы батальонов поступил приказ с утра срочно грузить личный состав на появившиеся накануне в порту грузовые суда. В суете погрузки мало кто обратил внимание на то, что город был практически блокирован со всех сторон жандармскими патрулями. А уж то, что и телеграф в этот день не работал, мало кого удивило. Как же, Верховный приезжает, значит и меры безопасности повышены.
Таким образом, и стал Федор малым звеном в огромном механизме, который вдруг пришел в движение на всем северном берегу Черного моря.
Было бы наивно полагать, что турки - все же, ближайшие соседи, - совсем прошляпят все приготовления. На это никто и не надеялся. Но всеми мыслимыми и немыслимыми способами им скрытно намекали: киевляне, действительно, вознамерились захватить побережье Кавказа и нанести удар по еще остававшимся непокорными горским племенам. А затем на очереди Грузия. И уж после нее - нефтеносные районы Каспия. С учетом все большего распространения в мире двигателей внутреннего сгорания и роста спроса на нефть такой поворот событий выглядел более, чем логичным. Все внимание турецкой разведки, таким образом, было сосредоточено на группировке, собранной на берегах Кубани. Тут и пригодился механизированный корпус из Монголии - ветераны, с боевым опытом. А бригады "кавказцев" из поля зрения турок на время как бы выпали. Можно было предположить, что начнись что-то серьезное, и они пойдут вторым эшелоном, приводя к покорности горцев в тылу.