То же самое произошло, когда она готовила ужин. Меня учили, что, когда женщина готовит для тебя, ты сам убираешь за собой, но Кэсс перегнулась через обеденный стол, чтобы выхватить у меня из рук тарелку, да так быстро, что снова повредила ребра.
Она ведет себя так, будто я выставлю ее за дверь, как только она сделает хоть шаг не туда, и это каждый раз убивает меня. Я замечаю, насколько она уязвима теперь, когда она почти все время со мной. Теперь, когда мы разговариваем и проводим время вместе вне постели. Я вижу, как легко заставить ее сомневаться во мне и в себе.
Она стала больше открываться, рассказывать о своем прошлом, о родителях-алкоголиках и приемных семьях, о жестоком обращении, пренебрежении и страхе.
И именно поэтому я нахожусь в родительском доме.
Кэссиди теперь моя, в ней растет мой ребенок, и будь я проклят, если позволю кому-то еще причинить ей боль.
Умышленно или нет, но все закончится сейчас.
Я столкнулся со своими братьями и вышел невредимым. Пришло время встретиться с родителями.
— Логан! — щебетала мама, обнимая меня за шею. — Не ожидала, что ты придешь так рано.
Я обнимаю ее в ответ, а затем иду дальше, вдыхая сладкий аромат яблочного пирога, витающий в воздухе.
Бабушка, должно быть, снова здесь.
Моя мама отлично готовит, но, как и Талия, не умеет печь. Еще одна позиция в длинном списке того, что их объединяет. Жаль, что ни одна из этих вещей не сближает их.
— Все в порядке? — спрашивает мама, и шестое чувство, которое она развила, воспитывая команду мальчиков, как всегда, срабатывает безотказно. — Ты выглядишь обеспокоенным, милый. Что случилось?
Пока ничего.
— Папа здесь?
— Да, — говорит она, ее глаза сузились и полны противоречивых эмоций. — Он в своем кабинете.
— Ты можешь сходить за ним? Мне нужно вам кое-что сказать.
Она слегка бледнеет, и ее прекрасное лицо искажается от беспокойства, но она кивает и спешит по длинному фойе к задней части дома, пока я направляюсь в одну из гостиных.
Я не сажусь, слишком нервничаю, чтобы оставаться неподвижным.
— Логан, — говорит мой отец твердым, но дружелюбным тоном, входя в комнату. — Что привело тебя так рано?
— Думаю, вам стоит присесть. — Я прислоняюсь к роялю, сжимая и разжимая кулаки.
Они переглядываются друг с другом, но подчиняются, садятся на белый диван «Честерфилд», вплотную друг к другу, единым фронтом перед лицом возможных проблем.
Мы с братьями берем с них пример.
Мама ерзает на своем месте, ее глаза расширены, и папа берет ее руку, держит ее на коленях, нежно поглаживая костяшки пальцев.
— Я хочу познакомить вас со своей девушкой, — начинаю я, давая этой части информации впитаться. — Но это произойдет либо на моих условиях, либо не произойдет вообще.
Моя мать выпрямляет спину в защитной манере, а отец остается бесстрастным. Его неоспоримый авторитет не оставляет места для сомнений в том, кто здесь главный. Годы политической карьеры означают, что Роберт Хейс контролирует любую ситуацию, даже если не произносит ни слова.
Он знает, что у моего присутствия есть причина, и я почти уверен, что он также знает, что это за причина, но пока я не скажу то, что должно быть сказано, он будет молчать и изучать мои движения и жесты, прежде чем возьмет на себя роль переговорщика.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает мама, ее щеки пылают алым от раздражения, которое звучит в ее голосе.
— Мам… — Я подхожу ближе и сажусь в кресло напротив дивана. — Тео никогда не скажет тебе этого, но я скажу, потому что кто-то должен это сделать. — Я делаю глубокий вдох, смотрю на нее, мой тон настолько мягок, насколько это возможно в данной ситуации. — Я знаю, что ты любишь нас, и ты не в своей тарелке сейчас, когда мы стали взрослыми и создали свои собственные семьи, но ты должна принять, что женщины в нашей жизни никогда не заменят тебя. Тео любит тебя так же сильно, как и до женитьбы на Талии. Никто из нас не перестанет любить тебя, потому что мы выросли, но…
— Но? — мама сжимает губы в тонкую линию, вырывая руку из папиной хватки и складывая руки на груди.
У нее потрясенный взгляд. Она наклоняет туловище в сторону и поднимает подбородок, глаза сужены, губы сжаты. Несмотря на ее явную оборонительную манеру, боль в ее глазах задевает меня сильнее, чем раньше.
— Скажи мне, в чем дело, Логан.
Я потираю подбородок, сдерживая свои эмоции. Причинять ей боль я не намерен. Я просто пытаюсь помочь ей образумиться и понять, что ее поведение дорого ей обойдется.