Ничего о его таинственном исчезновении. Но он ведь мог и не исчезать, а просто уехать в путешествие.
Я вздохнула и поняла, что у меня трясутся руку. Придется звонить. Навряд ли полиция поставила просушку на его средства связи. Да и не думаю, что кто-то вообще ищет меня.
Мне пришлось зажать телефон плечом, чтобы он не выскользнул из потных пальцев.
— «Клиника Доброй Помощи», чем могу помочь?
— Здравствуйте, — сказала я, задержав дыхание.
Сегодня вторник. Доктор Спенс должен быть на месте. Если только его расписание не поменялось. Все изменилось, почему бы не произойти и этому?
— Мне нужен доктор Спенс.
— Доктор Спенс не может сейчас подойти к телефону. Вы хотите оставить для него сообщение?
— Это срочно. Он сейчас с другим пациентом? Он сегодня работает весь день?
— Доктора Спенса не будет в офисе несколько недель, — голос администратора явно смягчился. — Если это срочно, то я могу записать вас сегодня к доктору Фишбаху. Вы...
Лишь с третьей попытки мне удалось завершить звонок. Трясущимися руками я положила телефон на колени. «Не будет в офисе» может означать что угодно. Может, он заболел или навещает родственников в другом штате. Он может валяться на пляже где-нибудь на Багамах и щелчком пальцев просить принести ему мартини.
Или он может быть здесь. В Саннивейл. В поисках меня.
Но зачем? Это не имеет никакого смысла.
Все в Элктоне были рады избавиться от нашей семьи. Я тогда даже забыла, как выглядят соседи. Всё, что я видела в течение нескольких недель — это их силуэты за закрытыми шторами. Репортеры ошивались везде, они так часто выпрыгивали из-за кустов, что я уже начала бояться, что и мама однажды сдерет маску и объявит себя представительницей «Нью Йорк Таймс». Люди часто собирались возле нашего дома и глазели так, как будто их недовольство могло растереть нас в порошок и навеки замуровать внутри.
Иногда я узнавала их. Их это было хуже всего.
Через пару недель после происшествия я, наконец, заставила себя выходить из дома, обычно просто на пробежку — зачем еще покидать дом? Меня сразу же окружали репортеры и заваливали вопросами. Джулия, как ты себя чувствуешь? Что случилось в репетиционном зале? Расскажи миру свою историю, Джулия! Мир этого заслуживает! По моему мнению, мир не заслуживал ничего от меня.
Однажды, по дороге домой, я просто не захотела больше этого выносить. Я завернула на углу своего квартала и не смогла принять то, что мне придется снова пробиваться локтями между репортерами и чувствовать их горячие слюни у себя на щеках, когда они выкрикивают свои вопросы. Поэтому, я отбежала на несколько шагов назад и прислонилась к соседскому забору.
— Простите.
Я повернула голову на звук голоса. Все мои мышцы напряглись, когда я увидела кто это — одна из тех репортеров, что стучались в мою дверь после произошедшего. Эта была невысокой и достаточно пухлой, чтобы швы её штанов могли запросто разойтись. Она держала под мышкой записную книжку и ручку. В том месте, где её потная подмышка упиралась в бумагу, расплывалось круглое пятно. Омерзительно.
— Меня зовут Дженнифер, — продолжила она. — Рада с тобой встретится. Надеюсь, ты в порядке. Ну, насколько это возможно, — нервно захихикала она.
Я с опаской смотрела на неё. Можно было бы развернуться и убежать, но я так устала. От этого. От всего. Я могла бы просто стоять и молчать, но это сказало бы больше, чем любое интервью. Я могла бы прыгнуть на неё и зарезать, с помощью острых листов бумаги из записной книжки. Нет. Это ужасная идея.
— Можете называть меня Джули, — сказала я. Никто не называет меня Джули.
— Джули, — произнесла она.
Меня стал переполнять какой-то дикий триумф. Теперь всё будет нормально. Она может делать вид, что знает меня, она может даже сочувствовать мне, но каждый раз, когда эта дамочка будет говорить «Джули», я буду вспоминать о том, что это просто незнакомка, которую я в любое время могу зарезать с помощью острых листов бумаги.
— Джули, как у тебя дела?
— Это тупой вопрос, — ответила я. Нет, даже скорее выплюнула.
Шок в её глазах только раздул мой триумф до стадии ликования.
— Вам всё равно, как у меня дела. Вы хотите знать, что произошло в репетиционном зале.
Триумф, ликование или чтобы там ни было, начало сходить на нет, поэтому я тяжело сглотнула, надеясь, что это немного притормозит процесс. Я надеялась, что это сработает до того, как я расплачусь.
Дженнифер поджала губу и начала её жевать, пытаясь решить, стоит ли проглотить наживку.