Арабы, сидящие рядом с нами, — до нас еще полицейские не дошли — сидели сейчас неподвижно, напряженно.
— Слетаются сюда, а здесь их встречают собаками! — тихо сказал мне Данилыч по-русски.
Полицейские поравнялись с нами. Мы тоже невольно напряглись.
— Добрый вечер! — поздоровался молодой полицейский в бобочке, с налитыми мускулами. — Знаете, как отсюда выбраться?
— Не очень хорошо, — ответил Данилыч.
— Через ту маленькую площадь и дальше прямо! — показал полицейский!
— Благодарю! — проговорил Данилыч.
Полицейские продолжили свое медленное, зловещее шествие. Арабы при их приближении застывали, как бы исчезали, — видимо, можно было ждать любых неприятностей.
Мы прошли через пустую площадь, заваленную мусором, и вышли на пустынный, широкий бульвар. Прохожие тут шли тоже довольно потертые, но белые — араба не было видно ни одного.
Мы медленно шли, пытаясь сообразить, как же нам добраться до нашего отеля: понадеявшись непонятно на что, мы не взяли даже плана города — а город-то оказался довольно затейливый!..
— Эй! — вдруг послышался сзади веселый оклик.
Мы резко, как по команде, обернулись. Нас сзади на велосипеде с моторчиком догоняла Урсула. В прицепной коляске брякали бутылки, на боку коляски значилось название ресторана «Морская звезда».
— Заблудились? — по-русски проговорила Урсула.
— Немножко есть! — улыбнулся Данилыч.
— Давайте за мной! — снова по-русски проговорила Урсула.
Брякая бутылками, она поехала, мы трусцой устремились за ней. Минут через пять, миновав две короткие улочки, мы оказались у нашего отеля. Что же получается — что все наше отчаянное путешествие проходило в каких-нибудь нескольких десятках метров от дома?! Обидно!
Мы отцепили ящик с бутылками и помогли Урсуле вкатить его внутрь. Ласково кивнув, она поблагодарила нас. Но что же это получается — Урсула уже закончила занятия в лицее и уже работает? Сколько же сейчас времени? Мы посмотрели на часы… Двадцать минут третьего! Вот это да!
— Помочь? — сказал Данилыч Урсуле.
— Спасибо, мы справимся! — Я взялся за ящик.
— Обед через десять минут! — глянув на Данилыча через плечо, сказала она.
— Слушаюсь! — сказал Данилыч и пошел наверх.
Мы закатили ящик на колесиках в кухню и присели передохнуть. Я смотрел на Урсулу и старался понять: в какой — причем очень важный момент своей жизни — я уже видел ее? И вдруг ясно вспомнил: во сне! Я уже говорил, что чертами лица она напоминала Ирку Холину, — но выражение! Такое выражение — стеснительное, нежное — я видел только во сне — и вот я увидел это наяву!
— Может быть, встретимся после обеда? — пробормотал я.
— Конечно, мы встретимся! — воскликнула она. — Ведь у нас же собрание!
— А-а.
Ласково тронув меня за плечо, она выскочила, и когда я взял себя в руки и вошел в ресторан, там уже сидел Данилыч и ждал меня. К нам, радостно улыбаясь, подсела Мадлена.
— Сегодня у нас на обед знаменитый марсельский рыбный суп буйабесс! — торжественно проговорила она.
Тут впорхнула Урсула, в переднике и наколке. Над головой она несла поднос с большой супницей и двумя тарелками. Она поставила все перед нами, открыла крышку. Какой запах! А вкус! Там были смешаны сразу несколько сортов морской рыбы, оранжевое мясо мидий, чеснок. Слегка объевшийся, я сидел в холле и клевал носом. И вот выскочила веселая, бодрая Урсула — будто это не она только что таскала тяжелые супницы с буйабессом! Отличное, надо сказать, у нее воспитание! Или это характер? Представляю, какое злобное и надменное лицо сделала бы Ирка, если ее хотя бы раз попросили сделать то, что Урсула весело делает каждый день! Почему у нас у всех такое представление, что любая работа — это наказание и надо отталкивать ее как можно дальше?
Мы вышли во дворик, и Урсула плюхнулась в маленький открытый автомобильчик, пригласила меня.
— А что… родители… разрешили? — на всякий случай спросил я.
С Данилычем мы обсудили ситуацию и решили, что будет глупо, если он потащится с нами. Он ушел по своим делам.
— О, родители ни при чем! — воскликнула Урсула. — Это мой автомобиль, сама заработала! — Она изобразила надменность, потом улыбнулась, и мы выехали. Приятно мчаться по ярким, пестрым улочкам на машине, которую заработал ты сам, — в таком возрасте у нас это сделать невозможно, а жаль!