«Опять эта спешка!» — подумал я.
Чемоданы уже выплыли из окошечка, мы погрузили их на тележки.
Стеклянные двери разъехались, и мы вышли. Вдоль стеклянной стены Клод подвел нас к стоянке автомобилей. Возле каждой машины был красно-белый столбик с циферблатом наверху, но циферблат этот показывал не время, а деньги: сколько надо заплатить за пребывание машины на стоянке.
— О-ля-ля! — То ли горестно, то ли шутливо Клод потряс кистями рук, потом запустил в скважину несколько монеток. Мы положили чемоданы в багажник, уселись. Вокруг тоже фырчали, поспешно отъезжая, машины с прилетевшими и встречающими. Я засмеялся: мне это напоминало паническое бегство: все, не успев толком поговорить о том, как прошел полет и идет жизнь, первым делом отваливали с этой стоянки, которая, как я понял, стоит недешево.
— Дорогая стоянка? — обратился я к Клоду, с ходу приступая к изучению здешней жизни.
— Почти как место на кладбище! — пошутил Клод, и мы засмеялись. Мы влились в широкий поток машин — шоссе было двенадцатирядное: шесть рядов туда, шесть навстречу. Это был целый город машин: в машинах были и взрослые, и дети, и собаки — все было неподвижно. Потом переключился светофор — и все это плавно, но быстро двинулось. Машины были, в основном, новые, чистенькие, с косо срезанной сзади крышей, похожие на наши новые «Жигули». Асфальт был очень темный и непривычно гладкий. Мы ехали абсолютно мягко, без толчков, поэтому я снова поймал себя на ощущении нереальности — как это было и при прилете в Марсель.
Не было видно по сторонам шоссе ни строительных развалин, ни вырытых канав, ни обшарпанных, развалившихся домов; вокруг все было так же аккуратно, как и на самом шоссе, — аккуратные каменные дома, разгороженные участки. Не было видно и заводов, какие у нас обычно встречаются в пригородах; только стояли огромные светлые ангары с большими яркими буквами на стенах — под ними, наверное, шла какая-то сложная жизнь, — но глаз видел только гладкую поверхность.
Подъехав под эстакаду поперечного шоссе, мы остановились. У каждого ряда машин стояла будочка, и туда надо было отдавать деньги, как объяснил Клод, — на поддержание дороги в хорошем состоянии.
«Бедный Клод! — подумал я. — Где бы я, к примеру, взял деньги на все эти дела?»
Поток машин снова соединился и понесся дальше. Машина Клода была солидная, темно-серая, без ярких деталей, без каких-либо наклеек на стеклах или в салоне.
— Твоя машина? — не удержавшись, спросил я.
— Подарок отца к шестнадцатилетию, — сухо ответил Клод и снова надолго умолк. Я сначала обиделся, но потом смирился.
«А собственно, чем Клоду восторгаться? — понял я. — Ничем особенно ярким я пока еще себя не проявил. Пока у него из-за меня только хлопоты и расходы… Да и в обычной его жизни у него наверняка хватает забот — у каждого человека они есть. Скажем, он приехал бы ко мне в тот момент, когда потерялся Чапа, вряд ли я бы смог думать только о госте и лучезарно улыбаться». Таким способом, через себя, я понял Клода, и обида сразу прошла.
По краям шоссе на пригорках стали подниматься высокие серые дома; я прижимался к окну машины, чтобы рассмотреть их до самого верха.
Вот на боковой стене дома мелькнул большой щит рекламы — огромный цилиндр дезодоранта, из которого вылетают цветы. Дома пошли плотнее — мы уже ехали по длинной улице.
— Улица Великой Армии! — воскликнул Данилыч. — Неподалеку улица Мак-Магона, где мы будем жить… А вон впереди — Триумфальная арка!
Арка стремительно надвигалась, становилась высокой, массивной. Под самой аркой проезда не было — мы объехали ее вокруг. На площадь лучами сходились двенадцать улиц. Мы выехали на очень широкую, светлую улицу. Здесь было целое море машин, но бензином почему-то не пахло, а пахло духами; машины все были чистые, яркие, красивые, грузовиков не было. По очень широким тротуарам шли нарядные мужчины и женщины. Все первые этажи были застеклены — магазины, кафе.
— Красиво! — не удержавшись, воскликнул я.
— Еще бы некрасиво! — улыбнулся Данилыч. — Это же Елисейские поля!
Потом мы выехали на площадь с большим фонтаном в виде чаши, вокруг него белели каменные фигуры.
— Площадь Согласия! — щурясь от счастья, произнес Данилыч. — Уж и не думал, что снова здесь окажусь!