Мысли мои шли сами по себе, а руки работали уже почти автоматически: проведя «эмпи-наваши», потрясший противника, я тут же нанес ему «тате-дзуки» вертикальным кулаком и добавил правой — боковым ударом — «маваши-дзуки». Он пошатнулся, стал стремительно валиться и, как бы падая, сотворил мне «уро-маваши-гери» пяткой по затылку.
Я отключился. Когда я очнулся, надо мной стоял Клод, поднеся к моему носу флакон с каким-то горьким, но очень приятным запахом. Я потряс головой, осмотрелся. Партнер мой неподвижно стоял в двух шагах от меня, улыбка в этот раз была грустной, соболезнующей.
«Ах ты, чертова кукла! — подумал я. — Ты же изделие человеческих рук. Как же ты осмеливаешься вырубать человека!»
— Извини, — испуганно проговорил Клод. — Включил не ту программу. Ты сказал, что занимаешься каратэ, я думал, ты опытнее.
— Опытнее, опытнее, — проворчал я, поднимаясь и потирая затылок. — Кто ж знал, что этот красавец так дерется!
— В следующий раз приведи Дусю, — улыбнулся Клод, — пусть она устроит ему скандал.
— Дуся и не захочет знаться с таким!
— Захочет! — откликнулся Клод. — Она любит поскандалить, не то что ты. А из тебя, извини меня, никогда не выйдет никакого каратиста!
— Почему это? — Я обиделся.
— Потому что я видел, как ты дерешься. Ты согласен принять любые удары, но сам никогда не прикоснешься ни к красной, ни тем более к черной зоне противника!
— А без этого… никак нельзя? — смущенно пробормотал я.
— А без этого… ты сам будешь… покойником… не здесь, конечно, а в более острой ситуации.
— Это понятно, — вздохнул я.
— Ну что, еще раз? Или боишься?
— О чем ты говоришь?!
— Ну хорошо…
На этот раз кукла двигалась поспокойнее, удавалось уходить от ее ударов, кой-чего делать самому. Ровный бой продолжался долго, хотя я и дышал, как положено в каратэ, низом живота, все равно уже запыхался. Наконец Клод нажал на клавиши, мы остановились, вздохнули с облегчением, и манекен, как показалось, тоже.
— Ну как? — спросил Клод.
— Нормально! — ответил я.
— Это не нормально! — ответил Клод. — Это пустая трата времени и денег!
— Ах да, денег! — Я полез в карман. — Сколько я тебе должен?
— Не в этом дело! — воскликнул он. — Просто меня потрясает твоя тупость!
— Она самого меня потрясает! — вздохнул я.
— Ты по-прежнему не коснулся ни одной мало-мальски опасной зоны!
— Не достал! — пробормотал я.
— Не ври!
Я промолчал.
— Меня бесит ваша русская привычка — ничего не доводить до конца и все делать спустя рукава!
— Где ты увидел эту привычку?
— Глядя хотя бы на тебя!
— Ничего подобного! Если надо, я могу!
— Да. Ну давай!
На этот раз на меня накинулся какой-то тайфун: меня кидало, трясло, переворачивало. Перед гаснущим уже моим взором мелькнуло черное пятно на плече робота, и я, издав нечеловеческий вопль, рубанул ударом «тэтсуи». Глаза у него помутились, потом изо рта пошла кровь (неужели настоящая?), потом он издал тихий хрип, колени его подогнулись, и он упал. Мы с Клодом постояли молча. Я тяжело дышал.
— Что делать? Иначе нельзя! — проговорил Клод.
Он нажал несколько клавиш, и покойник ожил. Повесив голову, он понуро побрел в свой угол и там застыл.
— Ну, мне пора! — поглядев на часы, произнес Клод. — Урок математики проходит в Сорбонне. Читает знаменитый профессор. Пойдешь? — Он посмотрел на меня.
— Вообще, честно говоря, хотелось бы отдохнуть, — сказал я.
— Ну хорошо. Куда тебя завезти?
— В гостиницу, — сказал я.
Весь следующий день мы бродили с Данилычем по Парижу… Вот здесь ходил Жан Вальжан… А здесь работает Мэгре!
В пять часов в номер позвонил Клод и сказал, что если я не возражаю, он заедет за мной. Я не возражал. Я уже привычно уселся на упругое сиденье, мы ехали в открытой машине по широким, роскошным улицам. Клод сказал мне, что если я не возражаю, он заедет за своим другом в американское посольство.
— Он что, американец? — спросил я. Клод кивнул.
— Откуда же у тебя друг-американец?
Клод заносчиво отвечал, что у него имеются друзья во всех странах мира.
Мы свернули в узкую улочку. За красивой решеткой стоял белый особняк, с балкона его свешивался американский флаг. Вдоль ограды стояли демонстранты, они буквально сотрясали толстые прутья решетки и яростно вопили примерно следующее:
— Американцы — негодяи! Вы ответите нам!
Мы остановились у тротуара, с трудом найдя место среди посольских машин. Две машины были перевернуты, на каменных плитах сверкали осколки стекла.