Я бессильна. Я не могу остановить его, когда он рывком подается вперед, направляя себя в мой рот. Его пирсинг касается моего языка, и он отцепляет большой палец от моих зубов, чтобы спустить штаны.
Его яйца выскочили из своего заточения и повисли низко, в опасной близости от моего подбородка. Мускусный, потный запах заставляет мои кишки ползти вверх по горлу, а пятнадцать лет издевательств мелькают перед глазами в безумном клипе жестокости, и мой разум напоминает перекресток со слишком интенсивным движением.
Каждый раз, когда Джейк ставил подножки, толкал и пихал меня, возвращается, как отдача от выстрела. Каждое нецензурное слово, все, что он когда-либо бросал в мой адрес, каждый раз, когда он заставлял меня плакать, — все это всплывает в памяти. Все бутерброды, которые я ела в туалете, боясь зайти в кафетерий. Все вещи, которые он уничтожил…
Я — кастрюля с кипящим молоком. Во мне больше нет места. Я не могу больше терпеть, и впервые меня охватила острая потребность бороться.
Он загнал меня в угол.
Моя реакция «бей или беги» включается на максимальную мощность. Одна рациональная мысль, подобно белоснежной молнии, воспламеняет мои чувства, и я делаю единственное, что могу, не раздумывая… Я вцепляюсь зубами в его пирсинг и сжимаю со всей силы.
Я вырываю его.
Теплая металлическая кровь заливает мне рот за секунду до того, как Джейк чувствует мучительную боль.
— Черт! — рычит он, отпрыгивая назад. Его телефон падает на пол. — Гребаная шлюха! — он сжимает руку в кулак и наносит мощный удар по моему лицу. — Ты грязная сука!
У меня кружится голова… голова идет кругом… Я впадаю в оцепенение, когда Джейк отстраняется, держа свой член, брызжущий кровью в багровой эякуляции.
Я выплевываю его пирсинг, дрожа, как новорожденный щенок, вынюхивающий еду. В большинстве других стрессовых ситуаций меня бы уже вырвало с корнем, но тошнота еще не прошла. Инстинкт выживания обостряет мои чувства, проясняет голову и подстегивает меня.
Майкл бледнеет, продолжая стоять у двери, его решимость иссякает. Вьюга неуверенности искажает его лицо, когда он наблюдает за Джейком. Через два удара сердца он срывается с места, выбегая так быстро, что едва не спотыкается о ноги.
Джесси все еще держит меня за руки, но уже встает на ноги, бормоча имя Джейка. Кровь брызжет мне на лицо, шею и платье, словно из водяного пистолета.
Я не трачу ни секунды на обдумывание своего положения. Я действую, превращая адреналин в смелость, бросаясь вперед, а затем откидываясь назад и ударяясь затылком в пах Джесси.
Мне больно, и я могу только представить, сколько боли я ему причинила. Он отпускает мои запястья, шипя ругательства под нос, в то время как Джейк все еще находится в двух футах от меня и плачет настоящими слезами. Он падает на колени, судорожно пытаясь остановить кровотечение, зубы стучат от боли, шока или того и другого.
Я вскакиваю на слабые ноги, покачиваясь на шпильках. Мне нужно оружие. Я слишком мала, чтобы причинить много вреда своими кулаками, поэтому мне нужно что-то, чем можно ударить. Я плохо соображаю, не взвешиваю последствия, когда врываюсь в первую кабинку и хватаюсь за керамическую крышку водяного бачка на унитазе.
Я срываю ее, спотыкаясь, отступаю на шаг назад, а затем кручусь, поднимая ее над плечом, как бейсбольную биту. Она тяжелая. При обычных обстоятельствах мне не хватило бы сил поднять ее с такой легкостью, но нет ничего невозможного, когда ты на взводе от адреналина.
— Ты с ума сошла, сучка! — рычит Джесси, вскакивая на ноги и протягивая руки, словно хочет поймать меня.
Он меня не тронет.
Я не позволю ни одному из них дотронуться до меня.
Я качусь на пятках, тяжелая крышка почти опрокидывает меня. Я использую импульс в своих интересах и бью Джесси по голове, мои мышцы жжет от усилий.
Крышка разбивается о его голову, и бессознательное тело Джесси падает на залитый кровью кафель. Его голова стучит по полу, а дверь уборной распахивается и с грохотом ударяется о стену.
Джонни занимает всю высоту рамы, его лицо пылает красным цветом.
— Что за… — он приостанавливается, быстро оглядывается по сторонам, его лицо бледнеет. — Черт… черт! — он медленно входит, подняв руки, словно хочет показать мне, что у него нет плохих намерений, но я спотыкаюсь, вывихивая лодыжку, и едва удерживаю равновесие. — Спокойно, все в порядке, — тихо бормочет он. — Все хорошо, Мия, ты в порядке. Я не буду… — он снова обрывает себя и останавливается на полушаге, его щеки становятся пепельными.