* * *
В прескверном настроении я возвратился в гостиницу с намерением уложить чемоданчик, расплатиться и отправиться восвояси.
Портье передал мне записку:
"Дорогой капитан, мне очень жаль, что я не застала вас. Весь день вас не было в номере, что лишило меня возможности осуществлять попечение, о котором вы сами меня просили. Позвоните. Т. К."
Я поднялся к себе в номер и позвонил ей. Я собирался проститься, сказать, что немедленно улетаю, но, едва заслышав мой голос, она весело затараторила:
- Наконец-то! Где ж это вы пропадали, капитан? Только - чур не оправдыватся!
Совесть моя была так чиста, что вначале к даже не понял, о чем речь.
- Танечка, в чем, собственно, вы меня заподозрили?
- Ах, какая невинность! Не притворяйтесь, капитан, я видела вашу хверцу, она достаточно красноречива. Теперь ясно, как вы проводите время в своих путешествиях. Хверца вас выдала с головой!
Она расхохоталась, а я пока что взглянул через открытую дверь в спальню. Постельное белье мне сменили, на подушке была новая белоснежная наволочка.
Понятно. Девочке явно польстило, что на хверце старого космического волка (да еще донжуана, как она, видимо, предполагает) оказался ее портрет, к тому же - такой привлекательный. Отсюда - и кокетливая хитринка, появившаяся в ее голосе.
- Я заезжала к вам с подругой, хотела пригласить вас прогуляться вместе по реке. Мы хохотали, как сумасшедшие, когда рассматривали вашу хверцу. Вы просто прирожденный хверцатель!
Пытаясь попасть в тон, я сказал:
- Танечка, сердца сливянок оказались такими твердокаменными, что я решил улететь. Я позвонил вам, чтобы попрощаться.
- Может, наоборот? Может, вы разбили уже столько сердец, что торопитесь спастись бегством?.. Погодите, капитан, вы действительно собрались улетать? Так скоро?
-Да.
- Не надо. Не торопитесь. К тому же сегодня это вообще невозможно. Я, правда, не дежурю сегодня, но знаю, что в космос сейчас не выпускают. Какой-то поток астероидов, что ли. Ложитесь-ка лучше спать, капитан, а завтра вы мне расскажете, что вам здесь так не понравилось. Обещаете?
- Хорошо, Таня.
- Смотрите же! Вы еще должны объяснить мне, в какую компанию я попала на вашей хверце. А пока - спокойной ночи! Не забудьте принять сновидин-хверцан.
"Ох, определенно хитрит мой бесхитростный помнач! - подумал я, кладя телефонную трубку. - Ну и пусть хитрит, ладно". После скрипучих периодов академика Брауна милая болтовня Танюши подействовала на меня, словно живительный бальзам.
Проглотив две таблетки, я сладко заснул, а наутро, едва проснувшись, выхватил из-под головы подушку. Хверца была еще забавнее вчерашней! Я входил во вкус этой игры.
Герои моего сна оставались почти что те же. Только Крысю Пшибыловскую сменила Катарина Лачинская, а Ежи Марковского академик Браун, вернее засушенный кузнечик с лицом Брауна. Хоть и засушенный, он резво скакал по всей наволочке - в пяти или шести местах попадалось его изображение. У Катарины на плече сидел ее любимец - сиамский кот Кузька. Что же касается сестер Броневских, то я понял, что это вовсе не они. Та из них, что потемнее, на этот раз улыбалась так белозубо, что я сразу узнал Терезу Поздняк, диктора Варшавского телецентра. Кто же вторая, светленькая, с крупной родинкой на правой брови? Три портрета, разбросанные по наволочке - все разные, все очень выразительные, - нисколько не помогли мне вспомнить, где я встречал ее. На одном она заливалась смехом, на другом внимательно смотрела вперед сквозь прижатый к лицу букет красных и белых гвоздик, на третьем, дурачась, показывала кому-то язык. Крупная родинка не только не портила се лица, но придавала ему особый шарм: бровь казалась приподнятой, лицо приобретало чуть лукавое, чуть ироническое выражение.
Я снова отлично позавтракал и снова отвратительно провел весь день. Таня дежурила и обещала позвонить мне только вечерком, после смены. Я пытался познакомиться с городом, бродил по залам художественной галереи и чувствовал, как проклятая хандра все больше овладевает мною. Не то чтобы какие-нибудь вещи были мне очень уж не по нутру, вовсе нет. Просто действовал яд, которым был напоен воздух в кабинете академика Брауна: на каждом шагу я с досадой замечал, что Слива - ровесница Земли. Здорово я надышался вчера этого яда, он проник мне в кровь.
Слива была уже слишком стара для того, чтобы помочь мне пролить свет на неясные эпохи нашего прошлого. И она была еще слишком молода для того, чтобы я мог здесь позаимствовать что-либо существенно новое. Эта идиотская, мертвящая логика не давала мне непосредственно воспринимать окружающее, гасила все мои впечатления, лишала радости от общения с себе подобными, которое одно уж на таком дьявольски огромном удалении от Земли надо было считать неожиданным и счастливым подарком случая.
К концу дня, раздраженный, противный самому себе, я снова позвонил Тане и сказал, что не хочу больше откладывать свой отлет.
- Но что же делать, капитан? Поток астероидов...
- Дорогой помощник начальника! Если бы вы знали, с кем разговариваете, вы бы не стали вкручивать мне басни об астероидах. Имя Ийона Тихого, отсутствующее в энциклопедии Сливы, имеется в энциклопедиях двадцати трех планет, в том числе в семнадцати - с портретом и кратким жизнеописанием, с перечислением главнейших путешествий и подробной библиографией. Я уже не говорю о специальных справочниках по космонавтике. Кроме того, советую вам внимательно присмотреться к моему кораблю. Надеюсь, вы поймете, что корабли такого класса чувствуют себя в потоке астероидов, как рыба в воде. И если вчера я остался, то - вовсе не потому, что поверил вашей наивной выдумке.
Выслушав эту тираду, Таня сказала:
- Капитан, с вами хочет встретиться один человек. Я очень прошу вас побеседовать с ним. Если после этого ваше решение не изменится, мы, разумеется, не станем препятствовать вашему отлету.
- Где этот человек?
- Если разрешите, через пятнадцать минут мы с ним будем у вас.
- Хорошо, приезжайте. А кто это такой?
- Инспектор Грушин.
- Инспектор - чего?
- Инспектор милиции. Следственного отдела.
* * *
Они вошли в номер - Таня и немолодой мужчина с неулыбчивым и тем не менее очень располагающим, немного усталым лицом. Как и следовало ожидать, опустившись в кресло, он прежде всего вынул из кармана трубку и спросил:
- Вы не возражаете?
Таня кивнула, и я сказал:
- Пожалуйста. Могу предложить вам болгарский табак. С Земли.
- Спасибо, я привык к своему.
Когда он раскурил трубку, я спросил:
- В какую ж это историю я успел впутаться на вашей планете?
- Не тревожьтесь. Надеюсь, что скоро все разъяснится. Сейчас я расскажу вам, что именно интересует нас.
- С академиком Брауном все в порядке?
- Насколько мне известно, да. Почему вы о нем спрашиваете?
- Это единственный человек на вашей планете, против которого я погрешил хотя бы мысленно. Мне очень хотелось заложить его в какой-нибудь фолиант.
- В фолиант?
- Да. Для него, я полагаю, это было бы равносильно тому, что для меня, скажем, или для вас - попасть под тридцатитонный пресс.