Прокурор тоже поднялся, но, прежде чем выйти, спросил:
— У меня еще только один вопрос, Данн. Вы уже имели судимости?
— Да. За пустяк. Стычка в баре, — ответил Данн.
— И сколько вы получили за этот пустяк?
— Девятнадцать месяцев, но вы, прокурор, и без меня узнаете об этом.
— Да, я припоминаю. А больше ничего не было?
Джонни Данн вместо ответа открыл дверь. Китинг стал медленно выходить и бросил:
— А вы не сидели еще пять лет в «Синг-Синг» за контрабанду наркотиков?
Сзади его чуть не ударила дверь — с такой яростью Джонни Данн захлопнул ее.
В принципе Китинг не продвинулся дальше ни на шаг. Ведь ему было уже известно, что Джонни Данн — это гангстер, имевший много судимостей, и что Вито Дженовезе вызволил его из тюрьмы лишь потому, что требовался надежный человек на одну из должностей в портовом профсоюзе. Но все это далеко не было доказательством того, что Данн убил Антони Хинтца.
Пока Хинтц не признает, что в него стрелял Данн, Китинг ничего не мог предпринять.
В этот и следующий день Китинг ежечасно звонил в больницу. Состояние смертельно раненного докера оставалось неизменным. Хинтц еще жил, но не мог отвечать на вопросы. И лишь на четвертое утро после нападения врач сказал Китингу:
— Если вы хотите попытаться еще раз, то приходите сейчас. Хинтц в полном сознании, но долго он не протянет.
В сопровождении капитана Хаммилса, судебного стенографа и детектива лейтенанта Салливенса Китинг помчался в больницу.
Дежурная сестра смотрела на Китинга как на убийцу, когда он со своим штабом вошел в палату. Китинг выпроводил медсестру из комнаты и начал допрос.
Антони Хинтц выглядел ужасно. Лишь глаза лихорадочно блестели.
Китинг начал с обычных вопросов о личности: фамилия, дата рождения, адрес. Он должен был задать их, чтобы получить подтверждение, что Хинтц еще находился в полном сознании. Затем он спросил:
— Анди, оставили ли вы всякую надежду выжить?
Антони Хинтц кивнул и прошептал:
— Да, у меня нет больше никакой надежды.
— Анди, вы ведь католик. Пригласили ли вы священника?
— Да, он был здесь сегодня ночью.
— Вы уже приняли соборование?
— Да, сегодня ночью.
«Этого закону будет достаточно», — подумал Китинг.
— Анди, кто стрелял в вас в среду, восьмого января, у дома номер шестьдесят один по Гроув-стрит? Скажите нам теперь, перед лицом смерти, правду.
Находящийся при смерти докер опять заколебался, но потом, наконец, прошептал:
— Это был Джонни Данн. Но защитите мою жену.
— Разумеется, Анди. Мы пошлем ее в деревню, пока Данн не будет осужден. Но вы должны сказать нам больше. Сколько выстрелов произвел в вас Данн?
— Шесть. Шесть раз он стрелял, и ни одна пуля не прошла мимо.
— Почему он хотел вас убить? Вы что-нибудь знаете об этом?
Хинтц закивал:
— Восьмого января Данн хотел сам контролировать мою пристань. Сообщили, что прибудет судно из Генуи с замаскированным грузом наркотиков. Его должны были разгрузить люди Данна. Поскольку я каждое утро вербовал докеров, он побоялся, что его люди не получат пятьдесят первой пристани. Поэтому-то я и должен был восьмого января перенести смену на выходной день. Но я отказался, я не хотел отдавать своей пристани этой банде.
— Этого будет достаточно, — сказал Китинг. — Теперь успокойтесь. Мы приведем сюда Данна, и тогда вы еще раз должны будете подтвердить нам, что это он стрелял в вас.
Хинтц больше не возражал. Казалось, он был готов к этому. Через полчаса два полицейских ввели Джонни Данна в палату.
— Хелло, Анди, — сказал Данн с принужденной приветливостью.
Хинтц молча смотрел на него.
Подав взглядом знак стенографу, Китинг спросил:
— Антони Хинтц, вы знаете этого человека? Если да, то назовите мне его имя.
Хинтц поднял с одеяла правую руку и указал ею на Джонни Данна.
— Это Джонни Данн — человек, который стрелял в меня.
С театральным жестом Данн вдруг схватил руку Анди.
— Но, Анди, ты понимаешь, что говоришь? Я же твой старый друг. Я никогда не стрелял в тебя!
— Нет, я лежу здесь только ради шутки, — тяжело дыша, произнес Хинтц и молниеносно сорвал с себя одеяло. Обеими руками он схватил повязки из лейкопластыря и попытался сорвать их. — Подойди сюда, посмотри на дыры, которые ты проделал во мне, и скажи, доволен ли ты своей работой…
У Хинтца не было сил сорвать повязки. Тяжело дыша, он упал на подушки. Китинг снова укрыл его и попытался успокоить.