— Не волнуйся, — проговорила Мария. — Это не может продолжаться долго. Такого просто не бывает. К тому же любовь преодолевает все препятствия, ведь правда?
Глава четвертая
Вечером, в десять сорок пять, Кристина с замиранием сердца открыла дверь своей комнаты и прислушалась. В руке она сжимала талисман Исаака. Поначалу ей показалось, что в доме тихо и родные крепко спят в своих постелях, но вдруг внутри у нее все оборвалось. В гостиной работало радио — яростный жестяной голос пронзал безмолвие ночи. Впервые на памяти Кристины родители бодрствовали после десяти часов.
Два часа назад она спускалась, чтобы пожелать родным спокойной ночи, и была уверена, что все собираются ложиться. Ее удивило, что отец с матерью сидят в гостиной вместе с бабушкой и дедушкой — фатер и опа за столом, ома и мутти на диване, — пьют теплое пиво и слушают новое радио. Еще одна бутылка подогревалась на печи. Кристина постояла у отцовского стула и послушала рявкающий голос Гитлера. Хоть бы он закончил свою тираду и родители пошли спать.
«Я лично принимаю на себя командование всеми вооруженными силами! — выкрикивал Гитлер. — Мы успешно завершили Anschluss, присоединение Австрии к Германии, и моя родина наконец вернулась на круги своя. После многих лет преследований и гнета этнические немцы в Судетской области стали гражданами великой Германии. Вскоре наша главенствующая арийская раса получит Lebensraum — жизненное пространство, которого мы заслуживаем!»
— Этот безумец хочет захватить весь мир, — проговорил опа.
Ома шикнула на него и наклонилась вперед. Мутти усталыми опухшими глазами взглянула на Кристину.
— Мальчики заснули? — шепотом поинтересовалась она.
— Ja, и Мария тоже, — ответила Кристина, надеясь, что мутти не заметит, как часто она дышит.
Девушка полагала, что к тому времени, когда она украдкой выскользнет из дома, все будут спать глубоким сном, но родные были так поглощены радиотрансляцией, что казалось, собирались сидеть тут всю ночь.
— У тебя усталый вид, — сказала мутти. — Почему ты не ложишься?
— Уже ложусь. Хотела пожелать вам gute Nacht[27].
Мутти встала и обняла дочь.
— Если услышишь в нашей комнате старое радио, не волнуйся, — шепнула она Кристине на ухо. — Но дай знать, если будет слишком громко.
— Хорошо, — кивнула Кристина, хотя она бы предпочла, чтобы отец сжег старый приемник в печи.
Родители спрятали его под своей кроватью в небольшом деревянном ящике и прикрыли сложенными покрывалами, чтобы создавалось впечатление, будто это сундук с бельем. Еще один повод для беспокойства. Кристина уже чувствовала, как теряет власть над происходящим, как уходит почва из-под ног и как ее бросает на поворотах судьбы, словно соломинку, подхваченную бурей.
Изображая интерес и пытаясь не выдавать своего беспокойства, она заставила себя выслушать еще несколько минут напористой речи. Когда ее терпение иссякло, она поцеловала родителей и бабушку с дедушкой на ночь, поднялась в свою спальню и прямо в платье забралась под одеяло на случай, если мама заглянет проведать ее.
В тот день время тянулось мучительно медленно, хотя Кристина пыталась занять себя делом: чистила курятник, выдергивала из земли в саду засохшие растения и осенние сорняки. Теперь, вглядываясь в темноту коридора, она опасалась, что кто-нибудь из родных может неожиданно выйти из гостиной и застигнуть ее в тот момент, когда она станет тайком спускаться по лестнице. Пока глаза девушки привыкали к темноте, сердце выпрыгивало из груди. Затем, стараясь даже не дышать, она схватилась за перила и тихонько зашагала со ступеньки на ступеньку. Каждый скрип звучал в пустом коридоре как выстрел, и она замирала, готовая бегом броситься вниз, если дверь гостиной откроется. Целую вечность Кристина добиралась до первого этажа. Внизу она подошла к двери погреба позади лестничной площадки и, встав на цыпочки, стала вслепую ощупывать узкую деревянную притолоку в поисках лежавшего там запасного ключа. Отыскав его, Кристина сунула ноги в ботинки, отперла входную дверь и выскользнула в прохладу ночи.
Наконец она вырвалась на свободу и, стараясь ступать бесшумно, поминутно оглядываясь по сторонам, заторопилась по залитой лунным светом улице. В холодном воздухе витали струйки пара от ее дыхания, за ее бегущей фигурой клубилась туманная дымка, похожая на тающие остатки потерянных душ. Обходя желтые лужи света, который проливали на лоснящийся булыжник фонари, Кристина свернула налево к подножию холма и замедлила шаг — теперь она была на безопасном расстоянии от дома. Здесь и там в окнах фахверковых домов горел свет, и видно было, как ссутулившиеся фигуры, собравшиеся вокруг радиоприемников, курят, пьют, жестикулируют, а их тени пляшут на стенах гостиных, словно персонажи шатентеате[28]. Кристина поспешала от одного высокого дома со щипцовой крышей до другого, почти вжимаясь в стены зданий и гранитные балюстрады.