— Ночью совсем несложно остаться незамеченным, — сказала Кристина во время их четвертой встречи. — На улицах нет ни души.
Они сидели бок о бок на ступенях кафе, прижимаясь друг к другу, чтобы не замерзнуть на холодном ночном ветру, и держались за руки.
— Люди стараются лишний раз не высовывать нос из дома, — заметил Исаак, — выходят только за продуктами и по крайней необходимости. Все боятся, что их остановят и будут допрашивать. Я думаю, нам следует встречаться ближе к твоему дому. Мне нетрудно пройти немного дальше.
— Но зачем? — удивилась Кристина. — Я не боюсь, что меня поймают. Всегда можно пустить слезу и сказать, что я выскочила остыть после ссоры с родителями.
— Мужчина на улице поздней ночью вызывает меньше подозрений, а для женщины это опасно. Никогда себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится.
— А как же ты? Если у тебя проверят документы…
— Если гестапо заявится в город посреди ночи, — перебил он ее, — я услышу шум машин и успею убежать и спрятаться.
— О, — протянула Кристина, поддразнивая его. — Думаешь, я не умею бегать?
— Не так быстро, как я.
— Давай наперегонки? — она встала и высвободилась из его рук.
— Nein, — отказался Исаак, — сядь, пожалуйста.
— Ach nein? — улыбнулась она. — Ну уж нет, такие заявления не сойдут тебе с рук.
Он встал и крепко обхватил ее за талию.
— Ну тогда беги, — согласился он. — Я за тобой.
Она попыталась вырваться из его объятий, но Исаак крепко удерживал ее.
— Так нечестно.
— Видишь, какая ты беспомощная.
— А все из-за тебя.
Когда губы их слились в поцелуе, все переживания по поводу бегства и укрытия растаяли.
Неделей позже уверенность Кристины в своих способностях перехитрить гестапо получила сокрушительный удар. Она подслушала, как фатер говорил мутти о друге, с которым он когда-то работал, — католике, женатом на еврейке.
— Я была в коридоре, — рассказывала Кристина Исааку. — Не знаю, почему я не вошла в кухню. Родители не пытались понизить голос. Я просто почувствовала…
— Вину? — подсказал он.
— Скорее страх.
— Что сказал твой отец?
— Его друг поехал на поезде в Штутгарт на день рождения к сестре. Когда он вышел на платформу, его остановил человек в штатском и представился сотрудником Geheime Staatspolizei, тайной государственной полиции. Он поинтересовался, откуда и куда направляется друг отца. Тот показал свой паспорт, и полицейский препроводил его в здание гестапо, расположенное напротив железнодорожного вокзала. Там второй сотрудник отобрал у папиного друга подарки для сестры — чай с мятой с их собственного огорода и банку с козьим сыром. Представляешь, беднягу обвинили в том, что он все это украл! Кроме того, гестаповцы заявили, что ему больше не позволяется ездить на поезде, и предупредили, что если его еще раз увидят на станции, то вместе с женой-еврейкой отправят прямиком в концентрационный лагерь.
— Ты хочешь сказать, — осторожно спросил Исаак, — что больше не будешь со мной встречаться?
— Вовсе нет. Я ничего не хочу сказать. Просто хочу предостеречь тебя: Vater говорит: гестапо знает все.
— Ты слышала сообщения по радио? — поинтересовался Исаак. — Закон теперь требует, чтобы все использовали официальное приветствие Heil Hitler.
— Слышала, — вздохнула она. — Все вскидывают руку и делают, что им велено.
— А ты? Ты тоже делаешь, что велено?
Кристина всмотрелась в его лицо. Обидится ли Исаак, если она ответит «да»?
— Поначалу это казалось мне смехотворным, и я отказывалась подчиняться. Но после того, как я услышала историю про папиного друга…
— Лучше повиноваться, — согласился он. — Не нужно привлекать к себе внимание.
Через два месяца они стали встречаться в винном и овощном погребе, прорытом в склоне холма. Поросший деревьями и кустарниками пригорок тянулся за рядом лавок и кафе на другой стороне дороги, пересекавшей конец улицы, на изрытой колеями лесистой местности, прорезанной речкой, на которой стояла зерновая мельница. Хозяин погреба герр Вайлер делил его с владельцами ресторанов и кафе. Исаак легко и незаметно открыл ржавый навесной замок на утопленной в стене, поросшей мхом двери. Вдоль одной из изогнутых каменных стен располагались дубовые винные бочки и деревянные полки, уставленные пыльными бутылками. Дальний конец длинного узкого помещения был заставлен штабелями ящиков с репой и картошкой.