– Только не сейчас.
– Сейчас. Я хочу знать, есть ли хоть капля правды в слухах.
– В слухах? Каких слухах?
– О смерти Лэтама. На кухне говорят, что его отравили. Ник Кэрриер запретил доедать то, что осталось от свадебного обеда. И к тому же послали за коронером.
Расстроенная Фрэнси отложила лист бумаги и уставилась на Генри Редиха. На нем был такой старый и вытертый дублет, что даже локти просвечивали сквозь сносившуюся ткань. «Надо заказать для него новый, – решила она. – Ярко-желтый. Секретарь вовсе не обязан носить траур по своему патрону, зато в Кэтшолме будет хоть одно светлое пятно.»
– Фрэнси, ты меня слышишь? Подозревают, что его убили.
– Что? А, Ричарда! Да. Мне кажется, я должна была быть готова к чему-то подобному. Ужасно, если даже мертвый он доставит нам столько же хлопот, сколько доставлял живой.
Она замолчала и стала ждать. Генри избегал ее взгляда, и голос у него дрожал, когда он вновь заговорил:
– Всех будут допрашивать, чтобы выяснить причину убийства.
– Ты думаешь, я его убила? Ну и осел же ты, Генри!
Она удивилась, что не замечала этого раньше. Наверное, он отводил ей глаза своим высоким ростом, белокурыми волосами и всегдашним желанием угодить.
Сейчас же он весь затрясся от страха так, что даже говорил с трудом:
– Ты в-в-ведь б-б-б-была его люб-б-б-бов-ницей.
Печально улыбаясь, Фрэнси привлекла его к себе и погладила по спине.
– Надеюсь, ты никому этого не скажешь.
Редих судорожно сглотнул.
– А ес-с-с-сли н-н-не я один об этом знаю?
Фрэнси сжала пальцы в кулак и сильно стукнула его по плечу, глядя ему прямо в глаза.
– Я здесь хозяйка, а здешние люди хранят верность Блэкберну. Никто меня не выдаст.
– Не будь так самоуверенна! – В волнении он схватил ее руку, чтобы предупредить следующий удар по плечу. – Если это выйдет наружу, что тогда? Если хоть кто-нибудь заговорит, если Парсиваль докопается, – меня тоже втянут в это дело. Нет, Фрэнси, я тебя не виню. Кто лучше меня сможет тебя понять, даже если ты его и убила? Но нам надо договориться прежде, чем начнутся допросы. Если мы будем держаться одной версии и если не будет никаких улик…
Фрэнси досадливо высвободилась из его рук.
– У тебя было не меньше причин убить Ричарда, чем у меня.
Редих отпрянул от нее.
– Но я этого н-н-н-не делал!
– Не знаю. – Ричард всегда говорил, как приятно издеваться над Редихом; Фрэнси подумала, что он, возможно, был прав. И она поддразнила его. – Ты хотел владеть мной один, а Ричард тебе мешал.
– Но…
– Неплохой мотив для убийства. Ты, уж не знаю почему, решил, что можешь получить мою руку и мои земли.
– Фрэнси, как ты могла подумать, что я…
– А как ты мог подумать, что это я – хладнокровный убийца?
Он принялся было просить прощения, но Фрэнси он уже надоел.
– Уходи. Дай мне его оплакать.
– Оплакать?! Лэтама?!
Положение было довольно щекотливым. Фрэнси больше не могла сдерживать смех.
– Конечно, должна же я его оплакать! – проговорила она, изо всех сил стараясь быть серьезной. – Разве он не был моим зятем?
Когда Агнес постучала в дверь, Фрэнси позволила ей войти и выпроводила Редиха.
– Будь хорошим мальчиком, любовь моя! – крикнула она ему вслед. – Ни в чем не признавайся, и через несколько дней мы забудем обо всем этом кошмаре!
– Так просто ничего не получится, – мрачно проговорила Агнес.
– А ты что-нибудь слыхала? Яд, что ли?
– Хуже. Мальчишки в конюшне слышали, как господин Парсиваль говорил что-то о колдовстве.
Фрэнси прищурилась. Она много лет не принимала участия в сходках в Гордичском лесу, но знала, что Агнес убегает во время каждого полнолуния.
– Я подумала, может, ведьма у нас завелась, которая спала и видела отомстить господину Лэтаму.
– Назови ее. Не зли меня своими намеками.
– Томазина Стрэнджейс.
Мысль неплохая. Фрэнси поняла это сразу. Все слышали, как Томазина обвинила Ричарда в попытке убить Лавинию. Почему бы ей не отомстить?
Задумавшись, Фрэнси перевернулась на живот, уперлась локтями в подушку и опять решила, что Агнес говорит дело. Правда, одно ее смущало. Когда Лавиния упала с лестницы? Но она быстро сообразила, что это не имеет никакого значения, как не имеет значения то, виновата Томазина или нет. Им нужен козел отпущения. Что ж, Томазина идеально подходит, ведь она тут чужачка. Никто особенно и не захочет ее защищать.
Неожиданно в голову Фрэнси пришла странная мысль. Она даже села в кровати и подозрительно уставилась на свою горничную.
– А ты что выигрываешь, Агнес, если Томазину обвинят в смерти Ричарда?
Агнес побагровела.
– Ника Кэрриера.
– Томазина и Ник..?
– Она его не заслуживает.
«Ты тоже», – подумала Фрэнси, но не стала этого говорить.
– А ты уверена, что она его заполучила?
Агнес закивала головой и до того забылась, что подошла к Фрэнси и коснулась ее плеча.
– Я заметила это в самый первый день, когда он привел ее к нам. Он от нее глаз отвести не мог. Больно было смотреть. Он тянется к ней помимо своей воли. Когда я сейчас возвращалась, я видела, как он стоит возле лестницы и смотрит на ее дверь. У него было такое выражение лица, что я чуть не заплакала.
Фрэнси не поняла, что больше мучает Агнес: нежелание Томазины пускать его в свою постель или, наоборот, ее победа над Ником, о которой Агнес лишь мечтала. В любом случае понятно, что Агнес ревнует.
– Но ведь ее могут повесить.
– Она это заслужила. Зачем она сюда явилась, когда ее никто не звал? Задает вопросы. Бегает по лесу. Да мы все будем спать спокойнее, когда она исчезнет!
– Это правда, – согласилась Фрэнси. – И Парсиваль не станет копаться в наших делах.
Она еще немного подумала. «Единственный минус в предложении Агнес – это непредсказуемое поведение Ника Кэрриера. Если он любовник Томазины, он будет против того, чтобы ее тащили в тюрьму.» Фрэнси решила додумать это потом. Она не сомневалась, что сообразит, как заставить Ника не соваться в это дело.
– Ладно, Агнес. Так и скажи господину Парсивалю.
Ник хотел ей поверить.
Однако это еще ни о чем не говорило. Он отправился в сад и постарался быть беспристрастным к Лавинии и ее дочери. Одно ему пришлось признать: Томазина вела себя совсем иначе, нежели Лавиния.
Будь на месте Томазины прежняя Лавиния, она бы постаралась его соблазнить. А если бы это ей не удалось, она бы обругала его и стала мстить.
Бывали минуты, когда он не понимал, знает ли сама Томазина о своей привлекательности. Она не кокетничала с ним, и когда в ее глазах появлялась обида, Нику очень хотелось успокоить ее и даже приласкать.
Томазина не была точной копией своей матери, хотя Ник и обвинял ее в этом.
Против своего желания он поверил, что Томазина понятия не имела о занятиях ее матери колдовством. А та еще как этим занималась, если верить отцу! Когда Рэндалл Кэрриер в первый раз попытался объяснить ему, что Лавиния его околдовала, он только фыркнул в ответ, и теперь ему было стыдно за это.
Потом Лавиния хотела совратить и его самого, и тогда он понял, как сильны ее чары. И если бы она не попыталась натравить отца на сына, сделав из них соперников, Ник наверняка стал бы ее очередной жертвой.
– Погляди на ее лицо, – сказал ему как-то Рэндалл, когда они оба уже немного поостыли. – Ни одна женщина не могла бы так долго сохранять молодость без помощи колдовства.
Задетый этим замечанием за живое, Ник выслушал и все остальное, что хотел сказать ему отец. В сущности, поверить в колдовство было не так уж трудно. Об этом говорил в проповедях предшественник господина Фейна. Но как представить себе почтенных соседок на ведьминском шабаше?!
Рэндалл сказал, что они приходят в Гордичский лес каждый раз, когда светит полная луна. И у них есть всякие снадобья, благодаря которым они могут летать.