– Вы можете поклясться, что видели восковую фигурку и что она испугала вашего брата? – спросил Парсиваль Майлса.
– Фигурку? – переспросила Фрэнси. – Что еще за фигурка?
Майлс осушил кубок и наполнил его снова, прежде чем ответил с явной неохотой. Потом последовали еще вопросы. Наконец они были исчерпаны, и Парсиваль, эта невежественная дубина, принялся распространяться о колдовстве.
– У нас уже давно ходят слухи, что в Гордичском лесу проводятся шабаши ведьм. – Парсиваль помолчал, желая удостовериться, что все его слушают. – Я бы не выполнил свой долг до конца, если бы не принял во внимание возможность колдовства. Коронер не нашел следов насильственной смерти. Я тоже поначалу думал, что он умер, вероятнее всего, от обжорства, однако ближайший родственник умершего вправе заявить о насильственной смерти. Ваши показания, господин Лэтам, заставляют меня обсуждать возможность убийства с помощью колдовства. Вскоре состоится очередная сессия суда, и я должен тщательно все обдумать, о чем прошу и всех вас, прежде чем вы в присутствии многих понятых обвините кого-нибудь в смерти господина Ричарда Лэтама.
Парсиваль раздражал Фрэнси своей глупостью и напыщенностью, и Ник был с ней вполне согласен.
– У Агнес и у меня есть кое-что сказать по этому поводу, – перебила она Парсиваля. – Сейчас в Кэтшолме живет человек, у которого есть все основания мстить Ричарду Лэтаму.
Ник представлял, что будет дальше, но был бессилен этому помешать. Он рассчитывал, что Томазину не сразу обвинят в убийстве Лэтама только из-за того, что он пытался убить ее мать.
В Кэтшолме много людей имели основания верить, что Лавиния была ведьмой.
По знаку хозяйки вперед вышла Агнес. Не упоминая об избиении Констанс, она повторила слова Томазины, произнесенные ею в комнате невесты, а потом пересказала разговор в комнате Фрэнси сразу после убийства. По словам Агнес, Томазина заявила, что ее мать теперь отомщена.
Парсиваль встрепенулся.
– Кто такая Томазина Стрэнджейс? Я ее не знаю.
Последовали объяснения, изобиловавшие двусмысленностями. Никто прямо не сказал, что Лавиния была ведьмой, но все так прозрачно намекали на это, что даже Парсиваль догадался. Ник удивился: ведь никто даже не попытался объяснить, почему Томазина считает, что Лэтам хотел убить ее мать. В сущности, о падении Лавинии с лестницы даже не упомянули.
Движением руки Парсиваль призвал всех к молчанию.
– Вы подтверждаете слова своей служанки? – спросил он, уставясь на Фрэнси.
– Да. – Казалось, Фрэнси ничуть не заботит, что она посылает Томазину на смерть. – Более того, за два дня до смерти Ричарда Лэтама я видела, как Томазина несла по коридору восковую фигурку. Теперь мне кажется, это была та самая фигурка, о которой вы говорите.
Майлс выпрямился, будто хотел что-то сказать, но вместо этого налил себе в кубок вина.
– Она прятала ее в складках юбки, – продолжала Фрэнси. – Словно боялась, что ее кто-нибудь увидит.
Ник, сжав кулаки, молчал. Он не понимал, зачем Фрэнси врет, но у него не было доказательств невиновности Томазины. Он тоже видел ее в тот день, но не мог поклясться, что у нее в руках ничего не было.
– Ладно, – сказал мировой судья, пытаясь осмыслить новые факты. – Ладно. – Он весь покрылся потом. – Я не могу обвинить ее в колдовстве. Я никого не могу преследовать по закону как ведьму. После смерти короля Генриха это стало невозможным. Даже если она убила его своим колдовством, это все равно не преступление.
– А колдовство – не ересь? – спросила Фрэнси. – Пусть с ней разбирается церковь.
– Все ереси отменены в начале правления королевы Елизаветы.
– Вы хотите сказать, что она будет гулять на свободе, совершив убийство?
Ник в растерянности смотрел на свои руки. Благодаря раздраженному вопросу Фрэнси он вдруг осознал, что еще есть надежда, хотя и сам не понимал, откуда она взялась. Он хотел, чтобы Томазина избежала наказания, несмотря на ее чудовищное преступление. Даже если забыть о колдовстве, у Томазины были основания убить Ричарда Лэтама. Она боялась его возмездия за неосторожно произнесенные слова и решила первой нанести удар.
Но эту мысль Ник сразу же выкинул из головы. Несмотря на все, что он знал о ее матери, несмотря на утверждение Фрэнси, будто она видела ее с фигуркой в руках, он никак не мог поверить, что Томазина Стрэнджейс способна на убийство.
– Единственное обвинение, которое я могу предъявить, – это убийство при помощи яда, – сказал Парсиваль, – конечно, если яд найдут.
– В Италии тела убитых разрезают на куски, – не совсем внятно проговорил Майлс. – Говорят, заглянув внутрь человека, можно сказать, от яда он умер или от болезни.
– У нас такого не делают. Это Англия. – Парсиваль выпрямился и постарался убрать живот. После этого он обратил внимание на Констанс. – Миссис Лэтам, вы почему-то все время молчите. Вы ели то же, что и ваш супруг?
Констанс сильно побледнела.
– Я плохо себя чувствовала и совсем не ела.
Тогда Парсиваль повернулся к Нику.
– Эта женщина, о которой здесь говорили, могла отравить еду? У нее была такая возможность?
– Она оставалась дома, – сказала Фрэнси прежде, чем Ник успел ответить. – Томазина… Она упала и ушибла голову, поэтому она осталась дома, почти совсем одна, ведь все остальные были в церкви.
– В кухне она не была одна, – с раздражением заявил Ник.
Он хотел еще что-то добавить, но Парсиваль остановил его взмахом руки.
– Я сам поговорю с поваром, – объявил он и вышел вместе с письмоводителем из большой залы.
Все молчали.
Однако вскоре Майлс, откашлявшись, сказал:
– Парсиваль боится, что она ведьма, ведь это не сулит ему ничего хорошего.
Констанс согласилась с ним.
– Он, по-моему боится, как бы она не лишила его мужской силы.
Казалось, ее забавляет эта мысль. Майлс посмотрел на Фрэнси.
– Вы уверены, что видели ее с фигуркой в руках?
– Наверное, я ошиблась.
– Наверное, я тоже ошибся. И фигурки не было.
Ник едва поверил своим ушам. Майлс признался, что сочинил историю с фигуркой! Впрочем, это было вполне возможно. Майлс думал только о себе, как и его брат, но был глуп, поэтому и сочинил страшную историю, не предусмотрев последствий. Но Фрэнси… Ник не знал, что ему думать о Фрэнси.
Когда он посмотрел на хозяйку Кэтшолма, она вздохнула и сказала:
– Если Томазина воспользовалась ядом, никто больше не будет замешан. Мне очень жаль, что я поторопилась с фигуркой. Ладно, теперь все равно поздно начинать сначала. – Она пожала плечами. – Теперь это не имеет значения.
– Колдовство в Англии законно, – пробормотал Майлс. – Кто бы мог подумать?
– Ради Бога! – не выдержал Ник. Он почти кричал. – Ведь речь идет о Томазине Стрэнджейс, которую могут осудить за преступление!
Фрэнси с любопытством посмотрела на него.
– Ник, она твоя любовница? Ты поэтому волнуешься за нее?
– Нет, Фрэнси, она не моя любовница. Но когда мы были детьми, она была мне почти сестрой, да и вам тоже.
– Ее мать частенько отбирала у меня мои привязанности. Но Томазина? По правде говоря, она была настырным ребенком. Да я с ней почти и не виделась.
– Тогда ради ее матери подумайте, в чем вы ее обвиняете!
Фрэнси долго смотрела на Ника, потом рассмеялась. Вскоре у нее из глаз потекли слезы.
Поняв, что эта истерика надолго, Ник вышел из залы.
Утром следующего дня Марджори Кэрриер узнала обо всем, что творилось в Кэтшолме. Ник не хотел ничего говорить, но она настояла на своем. Потом она сказала ему, что он дурак, если не поговорил с Томазиной после того, как Парсиваль допросил ее. И все-таки пока еще ее не взяли под стражу. Уже хорошо.
Едва она замочила белье, как раздался стук в дверь и на пороге появилась Дороти Джерард. Дородная и глупая в девицах, она вышла замуж в двадцать шесть лет и за восемь лет родила шестерых детей. С первых дней замужества она взяла привычку пересказывать миссис Марджори все сплетни, но в этот день она была надоедливее обычного.