Выбрать главу

– Я уверена, что Вербурга все знает. Она мне солгала, как лжет всем насчет своего помешательства.

– Ты должна еще раз поговорить с моей матерью, – неохотно предложил Ник. – Она знает больше, чем говорит.

– Она ведь знает о твоем отце…

– Мы никогда об этом не говорили, хотя Лавиния один раз пригрозила открыть ей глаза. – Ник не сомневался, что она исполнила угрозу, но не посмел даже намекнуть об этом матери, боясь сделать ей больно. – Мы поговорим с ней завтра, – обещал он Томазине. – Но лучше не заговаривать об отце.

– Почему завтра? Почему не сегодня?

– Ты забыла? Сегодня пятница перед первым воскресеньем сентября. Слышишь, как празднуют?

Дорога из Манчестера шла через деревню, до которой оставалось не больше четверти мили. Телега, вся укрытая камышом, и плясуны в костюмах лесных разбойников уже, наверное, не раз объехали деревню из конца в конец, и Ник не сомневался, что гулянье будет продолжаться до вечера.

– Не стоит сегодня о серьезном.

– В городском доме траур, – напомнила ему Томазина.

– Разве?

Когда они въехали в деревню и все застыли при их появлении, Ник чуть не расхохотался.

– Они думают, что ты убила Лэтама, – тихо сказал он Томазине, – и не знают, то ли повесить тебя, то ли благодарить.

Томазина неловко поерзала на сиденье и обрадовалась, когда молчаливые зрители убежали куда-то представлять очередную историю из жизни Робина Гуда.

Одна лишь миссис Кэрриер подошла к повозке и поздоровалась с Томазиной.

– Дорогая, хорошо, что ты вернулась. И ты тоже, – грустно сказала она Нику. – Там опять скандал между миссис Фрэнси и миссис Констанс.

Пока Марджори рассказывала сыну, что случилось в его отсутствие, Томазина оглядывала толпу. По одну сторону деревянного возвышения сидела Фрэнси, как ей было положено по ее статусу, и изо всех сил старалась не смотреть на деревенских молодцов, занятых в представлении о Робине.

– О Господи, – вздохнула Томазина, поняв, в чем дело: вместо обычного мальчишки-актера роль девицы Марион взяла себе Констанс.[9] Одетая, как и все, в зеленое, она прыгала и бегала наравне с остальными.

Через минуту на глаза Томазине попался Майлс, одетый, правда, в черное, но вовсе не желавший сохранять траурный вид. Он стоял, прислонившись к дереву и держа в руках бутыль с местным элем. Если он еще не упал, то это было делом недалекого будущего. Чуть в стороне в новом черном дублете маялся Редих.

– Я ничего не могу поделать, – сказал Ник, выслушав мать.

У него изменился голос, и Томазина тотчас это заметила. Лицо его стало озабоченным, и он, дернув поводья, направил лошадь в Кэтшолм. За всю дорогу Ник не сказал больше ни слова.

– Я поставлю лошадь, – помогая ей слезть повозки, произнес он. – У тебя в комнате хлеб, сыр, эль, если ты голодна. Я сразу же вернусь.

– Ты оставляешь меня одну?

Ник даже не взглянул на нее, а ведь она только хотела пошутить.

– Если попытаешься сбежать, – серьезно проговорил он, – я тебя поймаю и привяжу к кровати.

– Приятно слышать. А если я докопаюсь все-таки, как проникнуть в тайный ход?

– Томазина, не испытывай мое терпение!

Ник, ни разу не оглянувшись, пошел к конюшне. Уже стемнело, когда он вернулся, зная, что у нее был тяжелый день и что он своими речами ничуть не облегчил ее ношу. Она устало посмотрела на него.

– Томазина, не бойся меня.

– Я боюсь этой стены. – Она махнула рукой на тяжелый гардероб. – Из спальни Лэтама сюда легко можно пройти.

Ник, потянувшись за сыром, посмотрел в ту сторону.

– Завтра займусь этим вплотную.

– Думаю, Джон Блэкберн…

– Приходил этим путем к твоей матери? Даже не сомневайся. Других любовников ей приходилось принимать в менее удобных местах.

Томазина покраснела.

Господи, сколько же он передумал и перечувствовал с тех пор, как в первый раз увидел Томазину! В ее присутствии он болтал все, что приходило ему в голову. Вот и теперь он не удержался от вопроса:

– А где ты принимала своих любовников?

Томазину охватила ярость.

– Нигде! Я никого не принимала, а тихо жила в Лондоне, заботясь о матери.

Она со злостью принялась стаскивать с себя платье.

– Томазина!

– Боюсь, как бы тебе не разочароваться, Ник Кэрриер! У меня нет совершенно никакого опыта в этом деле.

Раздеваясь, она не смотрела на него. В комнате горела только одна свеча, но и ее было достаточно, чтобы Ник понял, что у нее уже покраснели не только щеки, но и шея. Томазина забралась в постель. Она, вытянувшись, лежала с самого края и тихонько плакала, глядя вверх.

Ник еще поел, оттягивая неизбежное, но вскоре задул свечу, разделся и тоже лег.

Едва он коснулся коленом ее нежной кожи, как понял, что все его планы никуда не годятся. Несмотря на всю свою недоверчивость, он убедился в ее полном незнании мужчин, когда она взяла да и разделась перед ним.

Он удивился и обрадовался одновременно, поэтому лишь грубовато произнес:

– Спи, Томазина.

Он боялся дотронуться до нее. Ему показалось, что прошло много часов, прежде чем он услышал ее мерное дыхание и понял, что она его послушалась. Только тогда он позволил себе взглянуть в ее сторону.

Его глаза уже привыкли к темноте, и он поздравил себя с тем, что не взял ее силой, – такой она выглядела беззащитной и невинной в своем сне. Теперь им овладело другое желание. Ему страстно захотелось защитить ее даже… от себя самого.

Увидев на другое утро своего сына и дочь Лавинии, Марджори поняла, что придется все рассказать.

– Если ты вообразил, будто я много знаю, ты ошибаешься, – заявила она Нику.

– Вы знаете, кто моя сестра? – спросила Томазина, к этому времени твердо уверенная, что сестра есть.

– Увы, нет, дорогая. Я никогда даже не подозревала, что твоя мать была беременна, а ведь я знала ее не один год. А ты сама-то догадываешься, кто был отцом ребенка? Так было бы легче сообразить, где твоя сестра и что с ней.

Ник смутился, но Марджори сделала вид, что ничего не заметила. Мужчины странно себя ведут, когда речь заходит о чувствах. Она, не сводя глаз с Томазины, ждала ответа.

– Скорее всего, это Джон Блэкберн, но мог быть и кто-то другой.

– Ричард Лэтам, например, – вмешался Ник.

– Что ж, – кивнула Марджори. – Тогда это многое объясняет.

– А ты никогда не слышала о нем?

– Нет. Все знали, что Лавиния любовница Блэкберна, но насчет остальных она молчала.

Марджори встала и пошла приготовить что-нибудь поесть. Она не умела думать на голодный желудок.

– Вас удивили слова Ника? – спросила ее Томазина.

Марджори налила в три кружки грушевого сидра и села рядом с Томазиной.

– Я давно знаю, что Ричард Лэтам негодяй. Так почему бы ему не спать с любовницей своего хозяина? – Она долго молча смотрела в кружку. – Незадолго до смерти мой муж рассказал мне, что Ричард Лэтам много лет тянул с Джона Блэкберна деньги и Блэкберн в конце концов решил это прекратить. Рэндалл слышал, как они из-за этого крепко ругались.

Ник настороженно подвинулся к ней поближе, словно предчувствуя что-то ужасное, но она замахала на него руками. Взяв себя в руки, она начала рассказывать, но Ник уже все понял. Его мать – сильная женщина, и, может быть, то, что она знает, поможет Томазине.

– Никто не понимал, почему Джон Блэкберн оказался в сарае в ночь пожара. Он сгорел прежде, чем его заметили. Только мой муж увидел его раньше. Он был совсем белый и лежал тихо. Рэндалл бросился к нему, и пламя отрезало ему путь назад. Они не вышли оттуда живыми. – Слезы потекли по щекам Марджори. – Это случилось на другой день после скандала с Лэтамом. Не думаю, Ник, что твой отец тоже должен был умереть, но господин Блэкберн наверняка был убит. Ричард Лэтам поджег сарай. В тот день он уехал из Кэтшолма пораньше, так что мог незаметно вернуться.

Она допила свой сидр и попросила Ника налить ей еще.

– Почему ты никогда об этом не рассказывала? – мрачно спросил Ник.

вернуться

9

В описываемые времена актерами были только мужчины.