В дверь постучали, и вбежала Агнес.
– Мадам! – крикнула она. – Беда!
Правда, вид у нее был скорее взволнованный, чем несчастный.
Фрэнси поморщилась.
– Что такое, Агнес? Говори.
– Господин Редих! Его труп нашли в Гордичском лесу.
14
На теле Генри Редиха не было ни одной раны, а вот лицо… Узнали его по новому дублету. Насколько Ник мог судить, он свалился с коня и утонул в речке, которая протекала через Гордичский лес, служа естественной границей между двумя деревнями – Гордичем и Денхолмом.
Один из денхолмовских мужчин сторожил тело до приезда коронера. Это был старик с палкой, без которой он не мог ходить. Красной от тяжкого труда рукой он махнул туда, где деревенский констебль расседлывал коня Редиха. Неподалеку сложили вещи несчастного.
Ник тщательно их осмотрел. Небогат был секретарь. Неужели он и впрямь случайно упал и ударился головой о камень? От этого и утонул? Значит, несчастный случай?
Почему бы и нет? Но как-то уж больно не вовремя… Ник тер переносицу, погрузившись в раздумья, и не услышал, как к нему подошел Эдуард Парсиваль.
– Вы не это ли ищете?
Ник встал. Парсиваль держал в руках листок бумаги в мокрых пятнах Точнее сказать, в одной руке у него была бумага, в другой – фонарь. Он с такой готовностью, поразившей Ника, протянул ему бумагу, что Ник сразу понял: ему не понравится ее содержание.
Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, – это была страница из книги Лавинии.
– Господин Парсиваль, где вы ее нашли?
– На теле. На теле второй жертвы.
Ник наморщил лоб.
– Разве это не несчастный случай? Кому понадобилось лишать жизни Генри Редиха? Ну кто он такой?
– Скажите, – попросил Парсиваль, – где была мисс Стрэнджейс в эти дни?
Мгновенно Нику стало так же тошно, как когда он увидел труп Редиха.
– Со мной или с моей матерью. Все время. Господин Парсиваль, мы можем в этом поклясться. Томазина Стрэнджейс не имела возможности совершить убийство Генри Редиха.
На лице Парсиваля отразился страх, словно он испугался собственных мыслей. Он огляделся, не пропустив ни одного куста и ни одного дерева, – очевидно, боясь чужих ушей, – и шепотом сказал:
– А зачем ей уходить от вас? Если он украл страницу из книги колдуньи, разве она не могла отомстить ему тоже колдовством? Вдруг она чем-нибудь опоила его перед тем, как он уехал?
– Парсиваль, она не ведьма, к тому же вы сами нам говорили, что не имеете права судить за колдовство, даже если у вас есть доказательства. В Кэтшолме никто не знает, когда Редих уехал. Он убежал тайно, как вор.
– Вы уверены?
– Совершенно.
– Что ж, это меняет дело. – Ник очень удивился, когда Парсиваль радостно хлопнул его по спине. – Тогда все в порядке!
– Я не понял. Каково же ваше заключение?
– Оно очень простое! Генри Редих убил своего хозяина, отравив его, как написано на этой странице, а потом, раскаявшись, совершил самоубийство.
Утопив себя в речке? Ник был рад, что не сказал это вслух. В рассуждениях Парсиваля были неувязки, но, указав ему на них, Ник ничего не добился бы. Ник не сомневался, Парсиваль подтвердит все, что от него потребуется.
– А Томазина Стрэнджейс?
– С ней проще. Она невиновна в убийстве. Больше мне нечего сказать. Самоубийство Редиха все ставит на свои места.
Ник не спорил. Ради Томазины он согласился на версию Парсиваля, однако про себя решил, что у Генри Редиха было меньше оснований убивать Лэтама, чем у других обитателей Кэтшолма. Даже если учесть, что он был любовником Фрэнси. Женитьба Лэтама на Констанс точно так же не давала ему возможности претендовать на ее руку, как сама смерть.
Ник медленно ехал домой и говорил себе, что мудрый управляющий должен поступать так, как выгодно его господам. Надо забыть о смерти Редиха и о настоящих родителях Констанс. Во втором случае это было на пользу Блэкбернам, потому что законный она ребенок или нет, но все же в ней течет кровь Блэкбернов. Чем-то она напоминала старого сэра Фрэнсиса Блэкберна – по крайней мере, темпераментом, – а уж на Джона Блэкберна походила даже больше, чем Фрэнси.
Нику не нравилось, что смерть Редиха не имеет объяснения, однако за последнее время паутина лжи и тайн стала такой густой, что в ней никто не нашел бы путь к правде, поэтому он решил прекратить всякие поиски.
Он вспомнил о Томазине. Она исполнила последнюю волю своей матери и теперь была свободна.
Она останется, если он попросит ее быть его женой.
Она останется даже, если он предложит ей быть его любовницей.
Проклиная себя за ненужные мысли, Ник решил думать только о благополучии Иокасты. Он увезет ее подальше от Кэтшолма. Ему очень хотелось это сделать, пока был жив Лэтам, но и после его смерти мало что изменилось. Его долг как отца уберечь свое бесценное дитя от того зла, которое не умерло со смертью Лавинии Стрэнджейс.
Ни одной женщине нельзя верить, даже Томазине. И не дай Бог вспоминать Лавинию! Это из-за нее Элис пыталась избавиться от Иокасты. И Фрэнси тоже такая. Ник был в ужасе от того, что узнал о ней, и еще сильнее уверился, что все женщины в душе шлюхи. Лэтам… Редих… теперь вот Майлс.
Ни с одной нельзя иметь дело. Придется самому позаботиться о безопасности Иокасты. Даже его мать предала его тем, что ходила на тайные сборища в лесу. Судя по тому, что она сказала Дороти Джерард, она собиралась опять пойти туда в первое же полнолуние.
«Надо думать только об Иокасте», – повторил себе Ник, завидев издалека стены Кэтшолма. Когда он спрыгивал с коня во дворе, он уже принял решение. Он купит землю, которую уже приглядел. Пусть ее будет меньше, чем он рассчитывал. Ничего страшного. Там они с Иокастой начнут новую жизнь подальше от всех, кто окружает их сегодня. Ради дочери Ник готов был даже бросить мать, и, как ни желал он иметь рядом Томазину, он отказывался и от нее тоже. Нельзя рисковать, когда речь идет о воспитании дочери.
Настроив себя таким образом против любимых женщин, Ник пошел в дом объявлять о решении Эдуарда Парсиваля.
Томазина обрадовалась, что с нее снято обвинение в убийстве, и рванулась к Нику, ожидая, что он разделит с ней ее радость – по крайней мере, обнимет ее, – но он резко повернулся к Фрэнси, чтобы сообщить ей об обстоятельствах смерти Редиха и заключении Парсиваля.
Томазина застыла на месте, не сводя с них глаз. Неужели это конец? Неужели Ник считает, что на этом его долг по отношению к ней исполнен? Он хочет, чтобы она уехала и никогда больше не возвращалась? Очень скоро ей пришлось убедиться в худшем.
– Томазина может теперь уехать из Кэтшолма, – сказал он Фрэнси.
С деланным безразличием Фрэнси посмотрела на Томазину, а ведь всего час назад она хотела, чтобы Томазина осталась в качестве компаньонки, если, конечно, ее не казнят за убийство Ричарда Лэтама.
– Томазина, что ты собираешься делать? – спросила она.
А ей надо было посмотреть в глаза Нику, который стоял к ней спиной.
– Останусь пока ненадолго.
Она знала, что Ник слышит ее, но он ничего не сказал.
Только намного позже, когда улеглась тоска, вызванная поведением Ника, Томазина поняла то, что всем было ясно с самого начала. Парсиваль не нашел настоящего убийцу Ричарда Лэтама. Кто-то положил страницу из книги Лавинии за пазуху Редиху, когда он был уже мертв. На мгновение ей пришло в голову, что это сделал сам Парсиваль, но потом она сообразила: у него не было возможности заполучить книгу Лавинии. Впрочем, и у Редиха тоже.
Когда Ник не пришел к ней в ту ночь, ее воспаленное воображение подсказало ей еще одну версию. Что, если Ник поверил в ее виновность и защитил ее своими показаниями? Чем больше она об этом думала, ища объяснение его холодности, тем сильнее в это верила. Если Ник позаботился направить мысли Парсиваля в другое русло, даже подозревая, что она убила и Лэтама и Редиха, тогда еще есть надежда.