Томазине хотелось увидеться с Ником, объясниться с ним, но он упорно избегал оставаться с ней наедине. Прошли три долгих мучительных дня, прежде чем Томазина решила перестать думать о Нике и заняться поисками письма матери, Если оно еще существует, значит, оно в Кэтшолме. Одновременно она искала и остальные страницы из книги Лавинии.
Несмотря на свое приглашение, Фрэнси делала вид, что не замечает ее. Констанс была занята Майлсом Лэтамом. Только сейчас Томазина осознала, как она одинока в Кэтшолме. Так же одинока, как в первый день. Однако это позволило ей нарушить правила вежливости и обыскать личные комнаты хозяев Кэтшолма.
Покинув комнату Констанс, в которой она пробыла около часа, Томазина не знала, радоваться ей или огорчаться. Она осмотрела все вещи своей сестры и Вербурги и ровным счетом ничего не нашла, хотя на глаза ей попался пустой железный ящичек наподобие того, что стоял за дверью в потайной ход. Скорее всего, письма уже нет. Ну и пусть. Констанс не узнает правду. Пусть наслаждается своим богатством, не мучаясь сомнениями.
Она все сделала для своей сестры. Пора уезжать. И все-таки что-то удерживало ее в Кэтшолме, кроме, конечно же, любви к Нику. Она никак не могла избавиться от ощущения, что ей так же необходимо еще побыть в Кэтшолме, как Редиха необходимо увозить из него, чтобы похоронить в Йоркшире.
Томазина подумала было, а не отправиться ли ей с траурным кортежем, ведь ей было с ним по пути, если она хочет добраться до своих родственников, однако в конце концов Редиха увезли в родовое имение, а она осталась. Впрочем, ей никто и не предлагал уехать.
Проходя мимо двери Майлса Лэтама, Томазина придержала шаг, задумавшись о его роли во всем случившемся. Вряд ли она найдет письмо матери или страницы из ее книги в его комнате, однако чем черт не шутит!
В спальне Майлса было темно. Вещи валялись, где попало. Томазина открывала один ящик за другим, не пропуская ни одного, и нашла много всяких бутылей, пустых и полных, но бумаг у него почти не было.
В глубине комода она наткнулась на странные вещи. Разумеется, она осмотрела их, хотя никак не могла взять в толк, что это может быть. Ну, например, ящик со множеством дырок и со свечой внутри. Длинный моток проволоки, покрытый чем-то светящимся в темноте. Еще один ящик она вообще не смогла открыть. Однако на нем была надпись, сделанная крошечными, малозаметными буквами.
Сложив все на место, Томазина вдруг обратила внимание на книги, которые тоже почему-то были запрятаны в комод. Томазину охватило любопытство. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять: все это старинные тома с латинским текстом.
Лавиния научила свою дочь читать по-латыни, так что даже не видя картинки, на которой была изображена старуха на спине похожего на собаку зверя, Томазина разобрала бы, что все эти книги о колдовстве.
Томазина вытаскивала их одну за другой. Урих Молитар, «De Damiis et Phitonicis Mulieribus» с пятью подробными иллюстрациями. Томазина перевела это как «О колдуньях и прорицательницах». Еще была книга Нидера «Praeceptorium and Formicarius» и книга под заглавием «Malleus Maleficarum», о которой Томазина слышала раньше.
Едва она поставила их на место, как целая армия новых предположений атаковала ее. Зачем Майлсу понадобились эти книги? Он хотел понять, что такое колдовство? Научиться отличать ведьм? Или он сам потихоньку занимается… Наверное, Ричард Лэтам знал тайну своего брата. И не исключено, что Майлс не лгал насчет фигурки. Разве не мог он сам ее сделать? А потом сжечь, желая погубить брата…
Она вспомнила, как Майлс искал что-то в столе Ричарда. Зная то, что она теперь знала об обоих Лэтамах, Томазина не сомневалась, что Майлс тоже был жертвой Ричарда. К тому же он был его наследником. А что еще надо для убийства?
Шум в коридоре положил конец размышлениям Томазины.
– Скорее… – прошептал Майлс.
Ему ответил женский смех.
Томазина залезла под кровать, пойманная в ловушку парочкой, которая Бог знает что стала вытворять над ее головой.
Через некоторое время Томазина решила все-таки покинуть свое убежище, надеясь, что парочка слишком занята и не обратит на нее внимания. Она бы удивилась, если бы их остановила даже обрушившаяся крыша.
Томазина пробиралась к двери, но совершила ошибку и оглянулась. Полог не был задернут и она встретилась взглядом с изумленной Фрэнси.
Время, казалось, остановилось, хотя не прошло и мгновения, как Томазина отвела взгляд. Она захлопнула за собой дверь и бросилась в свою комнату, не заметив двух людей, стоявших в темном коридоре и наблюдавших за ее поспешным бегством из комнаты Майлса Лэтама.
– Шлюха, – мрачно прокомментировала сквозь зубы Констанс. – Клянусь, она его любовница с самого первого дня.
Шурша юбками, Констанс побежала к себе, оставив Ника Кэрриера размышлять на тему о том, как не надо доверять Томазине Стрэнджейс.
Ну и вид у нее был, когда она выскочила из комнаты Майлса! В точности такой, как когда она выскочила из комнаты Ричарда Лэтама. Тогда она не нашла ничего лучшего, как оправдаться поисками письма. А теперь?
Ник хотел последовать за Томазиной и потребовать от нее ответа, но не посмел. Если он с ней заговорит, то или убьет ее, или уложит в постель.
Три дня он тщательно ее избегал, но так и не смог изгнать ее из своих мыслей. В результате он так измучился, что поругался с матерью и если бы не Иокаста, Бог знает что наговорил бы ей. Марджори перестала даже смотреть в его сторону.
Единственное, что в жизни Ника шло, как полагается, – эта страда. Несмотря на все треволнения, урожай в этом году обещал быть лучше, чем когда-либо.
Ник, угрюмо глядя перед собой, отправился в свою комнату, где попытался сосредоточиться на делах, но то и дело отвлекался на мысли о загадочном существе, каким была для него Томазина Стрэнджейс.
Он удивился, когда пришла Агнес и потребовала его к Фрэнси, но еще больше удивился, поняв, что прошло несколько часов, во время которых он ровным счетом ничего не сделал.
Фрэнси ждала его в гостиной, одетая как положено, и у нее было такое выражение лица, что у Ника по спине пробежал озноб.
– Ник, у меня к тебе есть дело, – сказала она, беспомощно взмахнув рукой. – Мне больше некому довериться. Мы же были друзьями в детстве!
– Фрэнси, я всегда был вашим другом и верным слугой. Вы это знаете.
– Поезжай в Лондон.
– Сейчас? Ведь уборка…
– Здесь ты все так организовал, что твое присутствие не обязательно. – Она положила руку ему на плечо, а потом заглянула в глаза. – Две недели мы обойдемся без тебя, потому что мне больше некому довериться. Ты должен кое-что узнать.
– Что узнать?
– Умерла ли Лавиния Стрэнджейс?
Ник не сразу понял, но рот привычно держал на замке. На лице у него появилось дурацкое выражение.
– Почему вы решили, что она жива?
Расстроенное лицо Фрэнси убедило его, что она верит в то, о чем говорит.
– Не могу избавиться от этого ощущения. Но знаю, что Томазина не была со мной честной. Наверняка она приберегла какую-то тайну.
Ник едва не проговорился. Если Фрэнси ничего не узнала за много лет, пусть и дальше считает Констанс своей дочерью.
– Я все обдумала, – продолжала Фрэнси. – Помнишь, когда Томазина ушиблась, она сказала, что Ричард хотел убить ее мать? А если это так и Лавиния прислала сюда Томазину, чтобы отомстить ему? Нет, поезжай и удостоверься сам, жива Лавиния или умерла! Привези мне доказательства. Найди ее могилу. Найди священника, который ее отпевал. Я не успокоюсь, пока не узнаю все это наверняка!
Ник подумал, не сказать ли ей, что Томазина все вспомнила, но одернул себя потому что ему не понравилась настойчивость Фрэнси. Что-то она скрывала или недоговаривала. А потом ему пришло в голову, что если он будет в Лондоне, то сможет разузнать там и о Томазине. Расспрашивая о последних днях Лавинии, он волей-неволей наслушается и о Томазине. Если она его обманывала, ему будет гораздо легче справиться со своей любовью. И даже если он не совсем ее забудет, все равно он перестанет из-за нее страдать.