Наклонившись, он шепчет мне на ухо:
— Я не могу дождаться, когда ты кончишь, распадаясь от моих пальцев. Но есть еще кое-что, что мне нужно от тебя, прежде чем я позволю этому случиться.
— О Боже, Зак, мне всё равно, все, что тебе нужно, это твоё, только пожалуйста, — мне даже не важно, на что я соглашаюсь.
— После того, как я доставлю тебе удовольствие, которое тебе нужно, мы с тобой поговорим, — требует он, — скажи мне, что ты понимаешь, что так и будет, солнышко.
— Хорошо… Да, Боже… Хорошо… Поговорим… Поговорим после, — взволнованная этим, мои слова похожи на неразбериху.
Усмехаясь, Зак снова опускает голову к моему соску. Облизав его один раз, он говорит:
— Рад, что мы можем так легко договориться, — а затем продолжает сосать мой сосок, одновременно грубо вводя в меня два пальца с нарастающей скоростью.
Моя спина выгибается дугой.
— Да! О, Боже. Да! Пожалуйста, не останавливайся.
Зак обводит большим пальцем мой клитор, одновременно вводя пальцы внутрь меня. Перемещает свой рот на другую грудь и крепче сжимает горло. Я вижу звезды. Моё тело начинает непроизвольно содрогаться, моё ядро сжимается вокруг его пальцев, когда я выкрикиваю его имя через свою разрядку. Зак вытягивает из меня каждый дюйм удовольствия, пока я медленно спускаюсь с оргазмической высоты. Он поднимает голову и встречается с моими глазами, приподнимая одну бровь.
— Лучше? — спрашивает он с самой самоуверенной ухмылкой на лице. Как будто он не знает, насколько он хорош в этом.
— Ммм, ага, — бормочу я, чувствуя себя полностью расслабленной.
Зак поднимается с кровати и идет к своему гардеробу, только чтобы появиться снова, несколько мгновений спустя, в паре темных джинсов и черной рубашке. Должно быть, он заметил разочарование на моём лице по поводу того, что он был одет, так как он смеется. Пробежавшись взглядом по моему распростертому телу, он говорит:
— Детка, мы можем поговорить с тобой либо в одежде, либо голыми и распростертыми, как ты сейчас, я не возражаю в любом случае.
— Или ты можешь снять эти джинсы и позволить мне оказать тебе ответную услугу, — предлагаю я.
— О, у тебя обязательно будет возможность оказать мне ответную услугу, но сначала мы поговорим, — ухмыляется он.
Понимая, что мне не отвертеться, я ворчу, поднимаясь с кровати.
— Хорошо, но сначала я оденусь.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Зак
Сидя на кровати с Алиссой напротив меня, я жду, когда она заговорит. Для меня это неизведанная территория, я не из тех, кто обычно копается и лезет в жизнь девушки, но Алисса — другое дело. Я хочу знать всё, но сейчас мне нужно знать только одно: почему у нее случился приступ паники, когда она получила цветы. Я также хочу знать, кто этот человек, которого она так чертовски боится. Когда я подошел к ней в ванной, мне показалось, что мой мир перевернулся вокруг своей оси. Она выглядела такой чертовски разбитой и напуганной. Всё, что я хотел сделать, это обнять её и собрать обратно. Когда она вцепилась в меня и не отпускала, меня уничтожало, что она так испуганна. Я никогда не хочу видеть это снова.
— Солнышко, мне нужно знать, почему у тебя случился приступ паники из-за цветов, — сохраняя мягкий голос, я пытаюсь заверить её, что здесь она в безопасности, что я никогда не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Пока она смотрит мне в глаза, я вижу, что у неё начинают наворачиваться слезы, всё её тело дрожит, когда она делает глубокий вдох. Это чертовски убивает меня, видеть её такой.
Потянувшись вперед, я поднимаю её за бедра и сажаю к себе на колени. Обхватив её лицо, я вытираю слезы, которые свободно падают, и жду, когда она заговорит.
Сделав несколько глубоких вдохов, она смотрит мне в глаза, умоляя:
— Я не могу тебя потерять. Что, если я скажу тебе, а ты решишь, что это слишком, что я слишком испорчена?
Не знаю, как заверить её, что я никуда не уйду. Я пытаюсь показать своими действиями, как много она для меня значит. Я целую её под каждым глазом, смахивая слезы, и слегка прижимаюсь губами к её губам.
— Алисса, я никуда не уйду, и ты, блядь, не пострадаешь. Поняла? — мой голос становится всё более жестким, поскольку я продолжаю сдерживать свой гнев на то, что заставило её думать, что она испорчена.
Кивнув головой, она говорит:
— Хорошо, — она делает еще один большой вдох, прежде чем, наконец, впустить меня, — я выросла в приемной семье, во многих приемных семьях. Моя мама умерла, когда мне было пять лет, у неё не было семьи, всегда были только мама и я. Я мало что помню о ней, но помню, что она постоянно болела. Позже я узнала, что она умерла от рака груди.