У Рустама дрогнули под пышными усами губы. В самом деле, он не слишком-то верил в хлопкоуборочный комбайн и считал, что лишь женская рука способна бережно и аккуратно вынуть из лопнувшей коробочки белоснежный комочек хлопка, пушистый, как вылупившийся цыпленок. А когда по Мугани поползли слухи о, колоссальных потерях хлопка при машинной уборке, то хозяйственный председатель схватился за голову и твердо решил про себя пока уклониться от применения машины. Но свои мысли Рустам хранил в тайне и от жены и от детей. Он умел прятать сомнения, не хотел раньше времени вступать в споры, признавая справедливой украинскую пословицу: "Раньше батьки в пекло не суйся". Эту пословицу он слышал на фронте и не раз вспоминал.
- Когда привезут машину в поле, вот тогда, деточка, ты увидишь, как я к ней отношусь.
- А почему же раньше клянчили в МТС другие машины? - резко спросил Наджаф.
- Во-первых, деточка, я ничего не клянчил, это не в моем характере, а во-вторых, такие вопросы тебя не касаются.
- Нет, касаются, даже очень касаются, - не сдавался Наджаф. - Колхоз не твоя усадьба, дядя.
- Чепуху мелешь, деточка. Слов-то много, а все - пустые. Знаю, что не моя, а народная.
- А если народная, так не держись, как бекский управляющий.
Рустам опустил вспыхнувшие злым огоньком глаза и сокрушенно вздохнул.
- Какой уж я управляющий! Разве управляющий связался бы с таким демагогом, как комсомолец Наджаф? Горбатого могила исправит... А твой горб, деточка, из самой глубокой могилы будет торчать, как пень.
Их перебранка пришлась по душе одному Салману, он всегда испытывал удовольствие, наблюдая чужие ссоры.
- Товарищ председатель, Наджаф хочет сказать, что вы всегда были поборником механизации, - начал Ширзад. - А теперь...
Рустам круто оборвал его:
- Отлично понимаю, что хотел сказать комсомолец Наджаф, в посредниках не нуждаюсь. Был бы Наджаф умен, так привел бы на колхозное собрание всю молодежь обсуждать условия социалистического соревнования с "Красным знаменем". Ведь весна на пороге, о севе надо думать... Я вот из кожи лезу...
Услышав это, Салман смекнул, что теперь-то самое время закинуть удочку, - авось клюнет.
- Честное слово, Рустам-киши, мы сочувствуем вам всем сердцем. Только что говорили, как вам трудно одному вести такое огромное хозяйство. Не каждому под силу такая нагрузка. Три месяца без заместителя, этакая ноша на ваши плечи!... Если на фронте вы были сержантом, то здесь стали полковником. Рустам любил, когда его хвалили.
- Не знаю, игиты, не знаю, как и поступить, - понизив голос, как бы делясь с парнями страшной тайной, сказал он. - Ни на ком остановиться не можем.
- А вы никого не слушайте, Рустам-киши, - с простодушным видом посоветовал Салман. - Колхоз вы знаете как свои пять пальцев, значит, выбирайте человека оперативного, делового, который бы и вам стал верным помощником, и с людьми сумел бы ладить. Работа эта, что ж, - незавидная, хлопотливая... То прокурор дело заведет, то на бюро райкома потянут.
- Дело известное, - подтвердил Рустам. - Ребята, а что если выдвинуть заместителем Салмана?
Ширзад и Наджаф вяло отозвались: "Надо посоветоваться", а Салман попятился и с ужасом воскликнул:
- Дядюшка, что вы, что вы! Признателен за честь, тронут, но не справлюсь я, не справлюсь.
- Конечно, надо посоветоваться с народом, - одобрительно сказал Рустам. - Подумаем. - И добавил именно то, чего Салман не дождался от приятелей: - Опыт дело наживное, подучишься, если что...
- Конечно, подучусь, - подхватил Салман.
Рустам миролюбиво продолжал:
- А тебе, Ширзад, если бог наградил соловьиным голосом, пора бы создать хоровой кружок. Все лучше, чем горланить баяты под чужими окнами. Молодежи - занятие, старикам - удовольствие, колхозу - слава. Глядишь, в Баку на смотр самодеятельности пошлют. Очень просто.
Ширзад покраснел и сразу стал похож смуглым лицом на воина со старинной медной монеты.
- Комсомолу бы и надо браться засучив рукава за самодеятельность...
И, не дождавшись ответа, Рустам зашагал в правление.
Наджаф закусил губу, чтобы не вырвалось необдуманное словечко, а Ширзад и без этого обошелся - жизнь приучила его всегда оставаться невозмутимым.
- Придется уступить, - с сожалением произнес он. - На этот раз придется уступить. Опоздали...
- Вполне с тобою согласен, - проникновенно заявил Салман - К чему упрямиться? Следует беречь авторитет председателя. Если начнем самовольничать, нас и райком одернет.
Стесняться с Салманом Наджаф не стал и все свое раздражение обрушил на его напомаженную голову:
- Не пугай! И райкома партии не боюсь, если что... Наша позиция политически правильная. Это ты заискиваешь перед председателем, в глазки заглядываешь...
- Подожди, остынь! - поднял руку по-прежнему спокойный Ширзад. Может, так сделать: я и Салман пойдем на колхозное собрание, а ты потолкуешь с комсомольцами. Потом подойдете.
- Умная мысль! - воскликнул Салман, а про себя подумал, что этот Ширзад только прикидывается простачком, а соображает неплохо: и комсомольцы останутся довольны, и председатель будет польщен, что Ширзад выполнил его распоряжение. Не о Першан ли все мечтает этот глупец?
Салман знал, что Ширзад любит Першан. Собственно, об этом знало все село, только Рустам не догадывался до поры до времени, кому посвящены баяты Ширзада.
А как сама девушка относится к Ширзаду? В компании она всегда встречала Ширзада колючими словечками, отворачивалась от него, даже иногда на вопросы не отвечала. Куда уж дальше идти! Считая себя знатоком женских сердец, Салман не видел в Ширзаде серьезного соперника и привык считать Першан своей будущей женой, хотя девушка никогда не проявляла к нему симпатии. Но заботливое, почти отцовское отношение Рустама позволяло Салману надеяться на этот брак. И верно, Салман нравился председателю. Рустам верил каждому его слову, считал, что бухгалтер может справиться с любым делом. И когда в прошлом году ездил в Москву на выставку, то взял с собой не кого-нибудь из колхозников, а Салмана.
"Как бы ты ни надрывал горло со своими баяты, сотню таких заткну за пояс, вокруг пальца обведу", - с усмешкой думал Салман о молодом влюбленном певце.
2
К вечеру погода испортилась. Все небо заволокла толстая, будто кошма, туча; с полей поднимались клочья рыхлого тумана и грязно-белыми облаками уплывали на юг, в сторону Сальян и Ленкорани. Вода в Араксе помутнела, чуть рябили мелкие волны, и чем дальше уходила река от селения, тем делалась темнее, будто растворялась в степи.
На фоне серого неба чернели голые сучья деревьев; придавленные сумерками стали еще ниже, будто припали к земле дома, селения. Огни еще не зажигались, и дома казались незрячими.
Как уговорились, в шесть часов вечера у клуба сошлись Ширзад и Салман, вскоре появился, дожевывая на ходу чурек, запыхавшийся Наджаф.
- Вы, ребята, идите, идите, а я мигом управлюсь, - сказал он, - к вам на подмогу приду.
Салман промолчал, а Ширзад, оттянув рукав пальто, посмотрел на часы.
- Рано еще, куда торопиться? Подождем.
- Да идите, я сам все проведу. Парни не тронулись с места.
На тропинке, ведущей от деревни к клубу через поросший мелким кустарником пустырь, показалась невысокая, стройная девушка. Наджаф понял, кого дожидались приятели, и прищелкнул языком.
- Першан! Как лебедь плывет, - сообщил он, хотя и так все видели, что идет Першан.
На девушке была новая черная шуба, голова закутана шерстяной ярко-желтой шалые, на ногах высокие сверкающие боты...
Салман решительно направился к ней навстречу. Любуясь ее раскрасневшимся от вечерней стужи лицом, задорными черными глазами, он учтиво поздоровался и, бережно взяв под руку, подвел к клубу. У Ширзада дрогнули губы, но взгляд, устремленный на девушку, оставался спокойным.
А Першан смутилась, ее всегда тревожили взгляды юноши, в них таился робкий упрек, и, чтобы скрыть смущение, она на людях разговаривала с Ширзадом так небрежно...