Остаться в одиночестве? Отделиться от народа? Что за странные слова! Рустам хотел было возразить секретарю: когда, мол, я, надев чарыхи, скитался по горам и ущельям, дрался с кулаками, ты был еще в пеленках!... Но он не мог выговорить эти слова. Благожелательное, доброе выражение на лице Аслана действовало успокаивающе.
"Осенью увидим! - подумал он. - Когда налицо будут результаты, когда пойдет распределение урожая, тогда и увидишь. Когда на трудодень выдадим восемь кило зерна, рублей тридцать - сорок денег, тогда поймешь, кто и как служит народу! Кто душой за него болеет!..."
- Ну, поехали, что ли? - Калантар схватил с подоконника фуражку.
- Подожди!... Значит, цифры - цифрами, а люди - людьми, И если бы даже этот Фархад был кристальной чистоты человеком, тоже, вероятно, не стоило бы его приглашать на работу в "Новую жизнь". Почему? А потому, что у тебя в колхозе, Рустам-киши, есть много людей и честных и умных, вполне способных руководить фермой. Приглядись к ним. Трезво оцени их достоинства. Не смущайся их молодостью. Ведь и ты молодым взялся за колхоз. А в те годы, пожалуй, потруднее было. Или легче? - спросил сам себя Аслан и уверенно ответил: - Нет, труднее!... - Он встал, надел пальто, - Поехали.
На крыльце под темным ненастным небом, когда Калантар ушел в гараж за машиной, Аслан дружески взял под руку мрачного Рустама и, понизив голос, сказал:
- Я тебе не навязываю решений. Подумай! Посоветуйся с народом!
4
Через три дня после поездки в "Красное знамя" Ширзад вечером заглянул в правление.
Ярмамед, солидный, важный, в очках, сидел в бухгалтерии и, разложив перед собою толстые папки, вороха бумаг, щелкал на счетах.
При виде секретаря парторганизации счетовод приятно осклабился, вскочил и подал Ширзаду стул.
- Какими ветрами, товарищ секретарь?
- Да сиди ты, сиди! Мне нужны кое-какие цифры.
Ярмамед снял очки, тщательно протер их рукавом засаленного пиджака и сказал, не глядя в глаза Ширзаду, что сведения об урожайности по бригадам и звеньям еще не готовы, он над ними как раз и трудится.
- Пожалуйста, не беспокойся, сам занесу на квартиру, закончил он ласково.
- Занимайся своим делом, а мне покажи книги по животноводческим фермам, я здесь же прогляжу и сделаю выборки.
- Клянусь своей жизнью, напрасно! Тебе надо отдыхать после трудового дня. Давно уж мы не слышим песен нашего соловья... Сделаю сегодня же и по животноводству, хоть до утра просижу, не беспокойся, принесу на квартиру. А сведения по урожайности задержались из-за председателя. Знаешь, какой дотошный Рустам-киши!... Забрал к себе домой все книги, ведомости. Разрабатывает какую-то грандиозную программу повышения доходности. - Здесь счетовод понизил голос, боязливо озираясь по сторонам, хотя во всем двухэтажном здании никого не было. - Считай, что утром нужные сведения будут в твоем кармане.
Ширзад хорошо знал, что такое в устах Ярмамеда "завтра". Пожалуй, это "завтра" и недельку продлится! И он вежливо, но решительно потребовал ведомости.
Ярмамед оказался между двух огней: без разрешения председателя он не осмеливался показать всю бухгалтерскую подноготную, мало ли что там можно выловить зорким глазом... Но и отказать секретарю партийной организации тоже неудобно. Э, семь бед - один ответ!... Ярмамед, жалобно моргая, вытащил из шкафчика папки со сводками и ведомостями. Подняв очки на лоб, он с тревогой наблюдал, как Ширзад внимательно, неторопливо выписывал в блокнот вереницы цифр. И чего человеку неймется! Шел бы с игитами на гулянку, прельщал бы девиц соловьиными песнями.
- Какие у тебя соображения насчет нынешнего года? - вдруг спросил Ширзад.
- Это в каком же смысле?
- Как идет подготовка к севу? Выполним ли план?
- Слава богу, такие смельчаки, как ты, взялись за дело, значит, и выполним и перевыполним! - не задумываясь, отчеканил Ярмамед.
- Себя дурачь, если хочешь, а мне голову не морочь! - ответил Ширзад.
- Святая правда!, - воскликнул счетовод. - Я полностью доверяю и тебе и Наджафу. Не сомневаюсь, что вы нашему киши жару зададите.
Ширзад пропустил это мимо ушей.
А счетовод уже разошелся: брызгая слюною, привскакивая на стуле, он убеждал Ширзада, что грубость и самоуправство председателя давно стали всем поперек горла, а ведь никто до сих пор не отважился открыто, сказать, что айран-то прокис. И вот теперь Ширзад с открытым забралом, словно доблестный воин, выступил в "Красном знамени" против самодура-председателя. Честь ему и хвала! С того дня любовь Ярмамеда к Ширзаду умножилась тысячекратно. Но вот что странно: ишак не выдержал бы груза обвинений, которые обрушил на голову Рустама-киши Ширзад, а тому хоть бы что!... Гнет прежнюю линию. И потому уместно вспомнить слова отцов и дедов: "Не спи под боком лисицы тигр загрызет, не входи на крыльцо вероломного - без ног останешься!..."
Пословицу Ярмамед произнес нараспев, словно Коран читал, и Ширзаду стало смешно: вся злость улетучилась. Нельзя всерьез принимать такого человека, как Ярмамед! И Ширзад снова перевел разговор на колхозное хозяйство. Цифры Ярмамед помнил наизусть, ни разу не запнулся, но там, где требовалось сделать вывод, проанализировать факты, он тупо моргал, язык его заплетался... А Ширзаду все было мало. И чем дольше шла беседа, тем яснее становилось Ширзаду, что можно уже ставить вопрос о повышении урожайности хлопка до тридцати - тридцати пяти центнеров с гектара. Это будет задачей самых ближайших лет!... Нетерпимым казалось ему и отставание животноводства и бахчеводства. Рустам-киши рук не покладая из года в год занимался хлопком да зерновыми, а на остальное - вот они, цифры-то! - плевал с высокого дерева.
Далеко за полночь, когда у Ярмамеда уже слипались глаза, Ширзад захлопнул блокнот, потянулся и сказал:
- Баста... На сегодня хватит.
- Как на сегодня? - ужаснулся счетовод. - К нам приезжал аспирант из столицы, подбирал цифры для кандидатской диссертации, и то за день управился!
- Значит, партийная работа потруднее.
Они вышли из правления. В окнах ни огонька, ночь теплая, тихая. Низкие деревенские домики походили в темноте на шалаши чабанов. Тяжелые, насыщенные влагой тучи сгрудились над деревней, и Ширзаду показалось, что в воздухе уже пахнет дождем. А дождь очень нужен. У Мугани свой нрав: захватишь весеннюю влагу - собрал урожай; прозевал, запоздал с севом - все пропало.
Ширзада обуревали смелые замыслы, сейчас он увидел в цифрах будущее своего колхоза и в неосознанном порыве воскликнул, обращаясь уже не к шагавшему рядом Ярмамеду, а к какому-то воображаемому спутнику:
- Не за горами день, когда Мугань станет дивным раем! Земли вволю, воды в Куре и Араксе хоть отбавляй! Десять месяцев в году солнце, жаркое, благодатное. Чего еще желать?... Хлопок, хлеб, овощи, виноград, кукуруза; стада коров и овец, табуны коней! Асфальтируй пыльные дороги, возводи мосты, электрифицируй колхозы, чтоб светилась ночью Мугань, как звездное небо!
Громко зевая, Ярмамед промямлил:
- Так-то оно так...
- Ну, а что не так? - спросил Ширзад.
- Если по-честному, то скажу: фантазер ты, фантазер! Земля в Мугани сплошные солончаки, летом - это пыль, которая душит и скот и человека, зимою - липкий клейстер. А ты тоже - "ра-ай!" - И Ярмамед хихикнул.
- Дело трудное, слов нет, - возразил Ширзад. - Но ведь у нас теперь машины и наука. Сила-то какая!
Ярмамед вспомнил о ночном разговоре Рустама с Шарафоглу, о тракторе Керима и вяло проворчал:
- Дай бог, дай бог...
Ширзад понял: легче придорожный камень расшевелить, чем этого слизняка, но вдруг разгулявшийся на холодке Ярмамед дотронулся до его руки.
- Конечно, дело не мое, зря вмешиваюсь, но ведь тебя люблю по-братски, а потому и хочу сказать... Напрасно ты себя утомляешь этими цифрами. Как Рустам-киши захочет, так и сбудется. А вам с Наджафом останутся одни пустые хлопоты. В конце концов вы же и опозоритесь. Помяни мое слово.