Впервые задумавшись над этим, Гараш понял, что непростительно быстро свыкся со своим счастьем, стал считать любовь Майи вполне естественным, чуть ли не будничным чувством.
В комнате посветлело, и когда он пристально посмотрел на жену, то уловил отчетливое сходство Майи со своей матерью. А Сакина была для Гараша все годы идеалом женской красоты, душевного величия, венцом доброты и нежности ко всему земному.
Жена вздохнула, открыла глаза, коснулась пальцами его волос, спросила:
- Счастлив?
- Да!... - не ответил, а выдохнул, а может, успел только подумать Гараш, но Майя поняла.
- В сказках говорится, что цветы, камни, птицы умеют говорить, но не каждому дано их слушать, - сказал Гараш. - А сейчас я не спал, и вся земля, вся Мугань мне говорила: любуйся женою, она - прекрасна!
- А почему ты ни о чем не спрашиваешь меня? Уверен, что жена такого игита обязана быть счастливой? - улыбаясь, спросила Майя.
- Нет, так я не думаю, - серьезно ответил Гараш. - Но иногда мне бывает страшно. Боюсь чего-то! Уж больно мы с тобою счастливы!
Он вспомнил, что знает немало семей, где жизнь начиналась по-хорошему, супруги были нежны, заботливы, а потом шли попреки, ссоры и скучное молчание, а иногда кончалось разводом.
- Я тоже чего-то боюсь, - задумчиво сказала Майя, - С самого начала боялась. Чего боялась? Даже и объяснить всего нельзя. Боялась, что тебе не пара: ты крепкий, сильный, порой грубый, а я слаба... Помнишь, как мы первый раз пошли в Приморский парк? У меня в руке была лилия. Но не ты подарил мне этот цветок! - И она вздохнула. - Розу называют королевой цветов. Да, она красива, но едва ее сорвешь, как аромат начинает гаснуть, улетучиваться. А сорванная лилия пахнет все сильнее, крепче, - только воды не забывай подливать в вазу. И когда ты заговорил о женитьбе, мне захотелось, чтобы наша будущая жизнь была похожа на этот цветок... Мы часто встречались, и я полюбила тебя и все ждала, что ты мне подаришь лилию. А ты не дарил мне цветов... Может быть, эта мечта и глупая, наивная, но все-таки я мечтала о букете лилий... Приходя на свидание, я каждый раз давала себе слово попрощаться, расстаться с тобою, хотела сказать, что тебе нужна жена посильнее характером, закаленная и муганским зноем, и муганскими бурями... Я думала, что тебя привлекают мои городские наряды, ну, и... внешность тоже, то, что я не похожа на деревенских девушек, и пока еще не привык, ты стремишься ко мне. А поживем немного вместе, станешь скучать, и то, что вчера было новым, желанным, окажется просто ненужным. Вот чего я боялась, милый!... Не знаю, хорошая ли у тебя жена, но, во всяком случае, как видишь, откровенная.
- Как тебе такое в голову пришло? - с упреком сказал Гараш.
- Не сердись! - И Майя положила палец на его губы, - Я же вышла за тебя! Значит, все это были обычные девичьи страхи!
- Зачем же ты об этом заговорила?
- А затем, что теперь мы можем потолковать об этом спокойно. Кроме любви, страсти, буйной молодой крови есть еще семья, и семья останется и тогда, когда кровь простынет и страсть уляжется...
Ничего не понимаю.
- Сейчас поймешь... Плохо, что у тебя нет образования Гараш... Школа механизаторов - это не образование, а специальность. Ты скажешь, что дипломы к семейному счастью не имеют отношения. Да, пока не имеют, а потом...
- Значит, раньше ты боялась, что мне станет скучно с тобою, а теперь, что сама затоскуешь?
Майя задумалась, продолжая гладить его волнистые волосы, скользнула ладонью по твердой, как яблоко, щеке.
- Нет, сейчас я уже ничего не боюсь. Будь только всегда таким... Таким же добрым, мягким... Я не вынесу грубых слов, грубого отношения, холодного взгляда...
Снова по всему селу затрубили утреннюю зорю петухи, первый луч солнца окрасил верхние стекла в окне.
- Вставай, сейчас наши поднимутся.
Гараш удержал жену:
- Рано еще, полежи... Почему же ты не спрашиваешь, чего я боюсь? Ну, не боюсь, так сомневаюсь. Или решила, что я из гордости не признаюсь в своих сомнениях?
- Сомневаться - не значит быть слабым. Не сомневаются только невежды, - сказала Майя. - Дай волю невежде, он все превратит в руины: и счастье, и семью, и благополучие. Натворит такое, что Ага-Мохаммеду не снилось!
Гараш не знал, кто такой Ага-Мохаммед, но спросить жену не рискнул. Сама того не желая, Майя больно уколола его.
Майя спрыгнула с кровати, посмотрела на часы, заглянула в зеркало, поправила волосы и, ежась от холода в нетопленной комнате, нырнула под одеяло.
- Ох, какая у нас горячая постель!
- Тебе нравится?
- Еще бы!
- А почему-то в детстве, когда я просил у мамы второе одеяло, она мне отвечала: "Сынок, одеялами-то не согреешься, - дыхание нужно!" А вот чье дыхание нужно, не объяснила. Ты не знаешь, чьим дыханием согрета наша постель?
- Откуда мне знать, - пожала плечами Майя, но не выдержала, рассмеялась, - Ох, как мне нравится твоя мама!...
Гараш поцеловал ее.
- Больше всего я боялся, что вы не сойдетесь. Спасибо, что с первой же встречи оценила мою маму. Ведь так часто невестки и свекрови ссорятся!
- Если ты только этого боялся, то могу успокоить: свою свекровь я сразу полюбила. - Гараш молчал, - Ну, остался еще в твоем сердце страх? Что тебя пугает?
- Ты уже сказала: мы не ровня. - Ему было не легко произнести эти слова. - У нас в селе аттестат зрелести есть у любого молокососа, и я, взрослый парень, женатый человек, знаю не больше такого сосунка... - Он хотел добавить, что через год-два Майя повстречается с учителем, или врачом, или инженером - и все переменится: она уйдет от Гараша и будет со стыдом вспоминать, что жила с каким-то неотесанным деревенским механизатором,
Майя поняла, и ей стало жаль мужа, но она не раскаивалась, что начала разговор. Лучше сейчас, пока они так бережно относятся друг к другу, обо всем серьезно потолковать. Она рассказала Гарашу про свою подругу, девушку образованную, красавицу, которая предпочла всем своим поклонникам шофера. Живет с ним прекрасно, дочку растит, муж учится на заочном отделении университета. Значит, начинать жизнь неровнями можно. Плохо, когда муж и жена остаются на всю жизнь неровнями, постепенно делаются чужими друг другу.
Хотя слова жены показались Гарашу разумными, он угрюмо сказал:
- Способный, наверно, парень. Такие недолго в шоферах засиживаются...
- Знаю я его. Сообразительности хватит тебе на руки воды полить, усмехнулась Майя, - Ты куда скорее расправишь крылья.
- Да ведь несколько лет нужно, чтобы образование получить, - уныло заметил Гараш.
- Нам с тобой теперь торопиться некуда, - мягко, но настойчиво, словно заупрямившегося сынка, уговаривала Майя. - Разве ты не лучший тракторист района? Сам Шарафоглу говорил, а он, по-моему, словами не бросается. Как тебя колхозники-то прозвали? "Лекарь машин!" Народ зря такое прозвище не даст - поверь.
- Да я верю, и... и мне приятно, что ты не разочаровалась во мне, мялся Гараш, чувствуя, что вспахать гектаров двадцать подряд в самый жаркий день легче, чем вести такой разговор. - А помнишь, как я тебе рассказывал о своем проекте строительства МТС? Ведь одним словом ты меня уничтожила, высмеяла, показала, что берусь не за свое дело.
Майя громко рассмеялась.
- Милый, клянусь, я люблю тебя все сильнее! Чистая у тебя душа, а это самое главное. Остальное приложится... Знаешь, что в тебе мне больше всего понравилось? Молчаливость. Ты не пытался показаться лучше, чем есть, не кружил мне голову льстивыми словами. Видишь, твой недостаток принес тебе же пользу. Ну, теперь у тебя в сердце не осталось страха?
Гараш смущенно улыбнулся.
- Отец всегда говорит, что нестираное платье преет от пота, а душа человеческая - от невысказанных слов. Пусть же в моей душе не останется таких слов.