Вдруг, слышу, что-то необычное происходит: волна шустрее заплескалась, льдинки застучали, по правому борту звук пошел, будто кто на судно карабкается, и при этом какие-то странные чавкающие звуки издает. Леры -- это тросовое ограждение вдоль бортов -- заскрипели, видимо, вышедший с воды опирается на них.
Удивился, помню. А как тут не удивиться? Ну, лан, поначалу безмятежно так, спокойно, размышлять стал: кто, да что? А вставать никакого желания -- так обычно бывает, когда уже расслабился перед сном -- ленное томление. Но, думаю, все равно подниматься придется, узнать, что там такое делается. По крайней мере, послать незваного куда подальше. Ну, ты же помнишь, какой я здоровяк был, чего мне бояться. Это сейчас я хил и слаб...
Однако следом что-то жуткое происходить стало: на палубе шаги, похоже на шлепки мокрой шваброй. Некто по палубе таким образом побродил, затем шлепки до моей каюты, слышу, дошли. Стоит, сопит как-то громко и странно, чмокает, булькает, иной раз схоже со свинячьим похрюкиванием. Про то, что встать хотел -- уже и забыл, в матрас вжался, одеяло повыше натянул, не дышу. В общем, не герой уже, хоть и в тельняшке. Чувствую, не человек это на палубе. Страшно и омерзительно.
Вижу, это существо пытается дверь каюты открыть, но у него ничего не получается: задрайка влево-вправо чуть люфтит, но не открывается, я же ее изнутри застопорил. Запах непонятный, и речной донной гнили, распространяются по всей каюте, жуть. В животе холодно стало, неприятно, я уже весь в испарине. Сердце натурально в пятки ушло, мурашки по телу, озноб. Какое там томление -- весь напрягся как бревно.
Существо еще с минуту постояло, почмокало, посопело взахлеб, и ушлепало. Думаю, сейчас еще в иллюминатор заглянет, сил хватило со страху по ребячьи одеяло на голову натянуть, ну, типа, меня здесь нет... А потом по борту будто огромный слизняк в воду сполз: шарк, плюх... Медленно так... Когда на малом судне ночью один находишься все хорошо слышно.
И тишина...
Ну, лан... Лежу, значит, лишний звук издать и двинуться боюсь. Буквально оцепенел от страха.
Ты же, Андрей, знаешь, наверное, что под водой тоже все хорошо слышно, и довольно далеко. Если начну вставать, ногами топать - там все слышно... Вот такие мысли.
Не знаю, спал или нет, но с первыми лучами солнца на ногах был. Холодно.
Дверь - клинкет - открыл, смотрю, снаружи, на задрайке уже замерзшая грязь ошметками с размазанными илом и тиной, и на палубе следы непонятные, тоже размазанные. До правого борта не решился дойти, смотреть не стал, натурально боюсь. Воды попил, каюту задраил, и бегом до дома.
Дома давай мыться. Долго от рук прилипший ил с грязной слизью не то что отмывал, отдирал -- видимо, за леры держался, а может, от задрайки поналипло. Гадость! Тьфу!.. Неделю, наверное, ни спать, ни есть, толком не мог. И на судно вернулся только через две недели, когда более-менее успокоился. Хорошо, в нашей поликлинике врач, мой товарищ старинный, друг детства, больничный нарисовал. А в то время с этим строго было...
-- До сих пор понятия не имею, что это такое. Ребята с команды меня спрашивали, зачем это я судно так измазал, все же примерзло, кое-как отдраили гадость. Я им сказал, что без меня, вероятно, кто-то баловался, может дети.
Старый речник громко отхлебнул уже остывший чай:
-- Ну, лан... Может, это слизняк какой-то гигантский а, Андрей? Не знаю, что и думать.
-- А я откуда знаю, Борисыч? С чего ты взял, что это слизняк был?.. Да и вообще, может, приснилось?
-- Ну, следы, гадость липкая, то, се... Вот, улитка, или там, устрица типа -- вот такое склизкое что-то на ум приходит. И не спал я вовсе!
Признаться, меня этот рассказ очень впечатлил. Даже легкий специфический запах речного ила, кажется, почувствовал. Тем не менее, выразил недоверие:
-- Ты, Борисыч, слышал когда-нибудь, чтобы улитка-слизняк хрюкала?
Борисыч отстраненно пожал плечами. Я проследил направление его отсутствующего взгляда: он смотрел на стоящую на кухонном подоконнике замызганную трехлитровую банку почти до верху забитую кривыми пластами чайного гриба.
<p>
Андрей Ефремов (Брэм)</p>